Компания задержалась, пробираясь сквозь особенно густую заросль осоки. Хотя дождь продолжал поливать так же сильно, как и несколько часов назад, всем им нестерпимо хотелось пить. На пути не попалось ни одного бромеледа — очевидно, растения-резервуары в Аду не произрастали. Люди складывали ладони чашечками и возносили их к небу, но так набиралось на удивление мало воды. А на песке не встречалось достаточно больших луж, чтобы можно было напиться. Но, по крайней мере, здесь, под частично открытым небом, в воздухе шла отчаянная борьба за выживание, и птицеящеры боялись собираться стаями.
Голубое солнце уже закатилось, а сегмент красного угрожающе маячил на западном горизонте лишь потому, что свет его искривлялся в атмосфере Теллуры сильной гравитацией белого карлика. В этом мрачном свете капли дождя были похожи на кровь, а испещренные шрамами лики розовых скал практически исчезли. Хонат с сомнением рассматривал из-за прикрытия осок эти природные заграждения.
— Не понимаю, как мы смогли вскарабкаться на такую высоту, — тихо сказал он. — Этот известняк ломается, стоит только к нему прикоснуться. Иначе нам больше повезло бы в войне с племенем Утесов.
— Мы могли бы обойти скалы, — посоветовал Чарл. — Подножия Великого Хребта не очень крутые. Если мы доберемся до них, то уж на сам Хребет наверняка заберемся.
— К вулканам? — запротестовала Матилд. — Но там никто не живет, только белое пламя. И там иногда видны потоки лавы и удушающий дым.
— Да, Хонат совершенно прав, на эти утесы нам никогда не вскарабкаться, — сказал Аласкон. — И на базальтовые поля нам тоже нет смысла лезть. Там нет ни еды, ни воды, ни убежищ. Разве только попробовать пробраться к подножию хребта.
— А почему мы не можем остаться здесь? — жалобно спросила Матилд.
— Нет, — сказал Хонат, даже нежнее, чем хотел. То, что предлагала Матилд, было в Аду самым опасным местом. Он знал это, хотя внутренний голос кричал «да!». — Нужно поскорее уходить из страны демонов, — твердо заявил он. — Может быть, если мы перейдем хребет, то встретим племя, которое не знает о нашем изгнании, о приговоре на тысячу дней в Аду. По ту сторону хребта обязательно должны быть племена, только племена Утесов не давали нам до сих пор войти с ними в контакт. Теперь это играет нам на руку.
— Верно, — согласился Аласкон, немного приободрившись. — И с вершины Хребта мы сможем спуститься ВНИЗ, к новому племени, вместо того, чтобы карабкаться к Вершинам с поверхности Ада. Хонат, кажется, у нас появился шанс.
— Тогда нам лучше сейчас немного поспать, — сказал Чарл. — Место, похоже, достаточно безопасное. Если мы решили обходить утесы и подниматься на Хребет, то нам потребуются все наши силы.
Хонат хотел запротестовать, но внезапно почувствовал, что слишком устал, чтобы спорить, и ему все равно. И если среди ночи их вдруг обнаружит чудовище… по крайней мере, с этой мучительной борьбой будет покончено.
Постель была грязна и пропитана влагой, но лучшего выбора не было. Они свернулись клубками, стараясь устроиться поудобней. Хонат уже засыпал, когда услышал жалобный скулеж Матилд. Он подполз к ней и начал языком разглаживать ее мех. К его изумлению, каждый шелковистый волосок оказался конденсатором влаги. И задолго до того, как девушка успокоилась и, свернувшись калачиком, уснула, Хонат вполне утолил жажду. Он решил, что утром обязательно познакомит остальных с новым методом добычи воды.
Но когда поутру взошло голубое солнце, на утоление жажды времени не осталось. Чарл-чтец исчез. Нечто аккуратно и совершенно бесшумно выдернуло его из компании спящих путников, и только валявшийся неподалеку тщательно обглоданный череп Чарла рассказал о разыгравшейся ночью трагедии.
Череп лежал на склоне, который вел к розовым утесам.
4В тот же день трое оставшихся в живых путников обнаружили бурный голубой поток, изливающийся с подножия Хребта. Даже Аласкон не знал, как истолковать этот феномен. На вид это была вода, но текла она, словно лавовый поток. Нет, он явно не мог быть водой, вот если бы она не текла, а стояла неподвижно… Если напрячь фантазию, то нечто подобное можно было вообразить — такое количество воды, собранное из множества древесных резервуаров… Но такое количество движущейся воды? Наверное, здесь водятся питоны. Или вода эта ядовита. Никому из путешественников и в голову не пришло напиться. Они боялись даже подойти и прикоснуться к этому странному веществу, не говоря уже о том, чтобы перейти вброд. Ведь вода, наверное, была так же горяча, как лава. Они осторожно следовали в глубину подножия Хребта, и рты их пересохли, а языки были шершавы, словно пустые стебли хвощей.
Не считая жажды, которая была их скрытым другом, поскольку заглушала чувство голода, подъем оказался не очень трудным. Сложность заключалась в другом. Они старались постоянно оставаться под прикрытием, разведывали путь на несколько десятков метров вперед, а затем выбирали наиболее безопасный путь вместо короткого и прямого. По молчаливому согласию никто из троих не упоминал о Чарле. Но глаза непрерывно обшаривали окружающую местность в поисках того страшного чудовища, которое так безжалостно расправилось с их товарищем.
Эта часть трагедии была, наверное, самой ужасной. За время, проведенное в Аду, они так и не встретили демона или любого животного крупнее человека. Огромный отпечаток лапы с тремя громадными когтями — единственное свидетельство, что какое-то жуткое чудовище стояло ночью, склонившись над четверкой спящих и выбирая себе жертву. Но это лишь доказательство, что они угодили в мир демонов — тех самых змееголовых великанов, которых видели с вершин, из безопасного далека.
Отпечаток лапы… и череп.
К приходу ночи им удалось подняться не меньше, чем на сто пятьдесят футов. В сумерках было трудно определить расстояние, и переплетенные массы лиановых мостов родного мира вершин исчезли из виду, заслоненные многочисленными пиками и утесами из розового известняка. Стало ясно, что в этот день им уже не подняться выше. Хотя Матилд на удивление легко переносила путь наверх, и Хонат почти не ощущал усталости, Аласкон окончательно выбился из сил. Его мучил глубокий порез на бедре: Аласкон неосторожно напоролся на острую грань большого осколка, торчащего из утеса. Рана, покрытая повязкой из листьев,
