Но, как бы то ни было, им жизненно необходимо двигаться дальше, и если удастся, пересечь Великий Хребет. И, в конце концов, снова занять свое место в мире, похожем на тот, откуда их изгнали, нужно добиться, чтобы их приняли в этот новый мир, чего бы это ни стоило. Даже если существование в Аду окажется относительно легким (хотя особых надежд на подобный исход никто не питал), единственный приемлемый для них путь — возвращение в мир Вершин. Но мир этот им придется именно ЗАВОЕВАТЬ. Возможно, их бунт был бессмысленным. Они вполне бы могли оставаться в хороших отношениях с соседями в племени, оставив свой образ мыслей при себе. Но Хонат не стал молчать, так же, как и все остальные, каждый по-своему.
Извечное внутреннее противоречие между тем, что хочется, и тем, что НАДО. Оно было хорошо известно Хонату. Он понятия не имел о Канте и категорическом императиве, не знал, какая сторона его натуры в конечном итоге победит. Но злая шутка наследственности соединила чувство долга с ленивой натурой его носителя. И поэтому принимать даже малое решение болезненно.
Но пока что выбора они не имели. Аласкон был все еще слишком слаб, чтобы отправиться в путь. Вдобавок мощные потоки солнечных лучей, пробивающихся в пещеру, стали слабее. Потом солнце пропало совсем, а небо затянули тучи. Донесся первый раскат грома. Надвигалась гроза.
— Останемся здесь, — сказал он, — сейчас снова начнется дождь. И на этот раз он будет сильным. Тогда я выйду и наберу фруктов. Дождь меня прикроет, если поблизости бродит какой-нибудь хищник. И пока идет дождь, не нужно ходить за водой к реке.
Дождь продолжался весь день и даже время от времени усиливался, сплошной пеленой затягивая вход в пещеру. Шум потока превратился в рев.
К вечеру жар у Аласкона уменьшился, температура стала почти нормальной, и к нему постепенно возвращались силы. Рана, накрытая куском плесени, выглядела устрашающе, но болела меньше, и только если Аласкон шевелился. Матилд считала, что она начинает заживать. Аласкон компенсировал свою вынужденную неподвижность необычной разговорчивостью.
— Приходило ли вам в голову, — начал он, когда вокруг пещеры начали сгущаться сумерки, — что с Великого Хребта этот поток течь не может. Все его вершины — это лава или пепел. Мы видели, как растут новые вулканы, и я в этом уверен. Поэтому не понимаю, откуда там может взяться источник воды? И к тому же холодной. На это не хватит никаких дождей.
— Но вода не может возникнуть прямо из земли, — резонно заметил Хонат. — Дождь — вот ее единственный источник. Слышите, как шумит поток, словно вот-вот начнется наводнение?
— Возможно, это и дождевая вода, — весело сказал Аласкон. — Но только не с Хребта, это исключено. Скорее всего, она собирается на обрывах.
— Надеюсь, что ты ошибаешься, — сказал Хонат. — Возможно, с этой стороны взобраться на утес намного легче, но нужно помнить и о племени, которое там обитает.
— Возможно, возможно. Только ведь утесы и обрывы — обширная область. Может быть, живущие здесь племена не слышали о войне между нашим племенем и их соплеменниками. Нет, Хонат. Как я считаю, это наш единственный путь отсюда.
— Если так, — сказал Хонат мрачно, — то мы еще сильно пожалеем, что у нас нет с собой острых, твердых игл.
5Предположения Аласкона вскоре подтвердились. На следующее утро, на рассвете, троица покинули пещеру. Аласкон двигался немного скованно, но достаточно легко. Путники возобновили подъем вдоль русла потока, вздувшегося после вчерашнего дождя. Примерно милю спустя поток резко повернул и направился к базальтовым утесам, падая последовательно по трем ступеням-полкам.
Потом поток снова повернул под прямым углом, и трое путешественников оказались у входа мрачной теснины. Стены не превышали высотой тридцати футов, но теснина была очень узкая и темная. Здесь поток терял скорость, становился почти гладким. По обе стороны от него узкие полоски земли поросли невысоким кустарником. Путники остановились, с сомнением рассматривая ущелье. Пейзаж был чрезвычайно мрачен.
— Тут-то мы найдем, где укрыться, — понизив голос, сказал Хонат. — Но в таком месте можно столкнуться с кем угодно.
— Крупному животному здесь негде прятаться, — возразил Аласкон. — И потому серьезная опасность здесь не грозит. В любом случае наш единственный путь — вперед.
Как только они вошли в густую поросль кустарников, Хонат тут же потерял своих товарищей из виду. Но он хорошо слышал рядом их осторожные шаги. Ущелье, казалось, застыло в полной неподвижности. Даже вода, бесшумно и гладко катившая воды в каменном русле, казалась твердой. Не было и ветра, чему Хонат был несказанно рад, хотя уже и начал привыкать к головокружительной незыблемости.
Несколько секунд спустя Хонат услышал тихий свист. Он пополз на звук и едва не столкнулся с Аласконом, который приник к земле за густо раскинувшей ветки магнолией. Через секунду из темной зелени выглянуло встревоженное лицо Матилд.
— Послушай, — прошептал Аласкон. — Что это, по-твоему, такое?
«Это» было выемкой в песчаном грунте, примерно четырех футов в диаметре, обрамленной низким валиком земли, очевидно, той самой, которую извлекли из ямы. Большую часть ямки занимали три серых эллипсовидных предмета, совершенно гладких.
— Яйца! — удивленно сказала Матилд.
— Совершенно верно. Но какие большие! Отложившее их животное наверняка огромных размеров. Похоже, мы вторглись в чьи-то владения.
Матилд тревожно вздохнула. Хонат лихорадочно старался что-то придумать, чтобы остановить поднимающуюся панику — и не только у себя, но и у девушки. Лежавший рядом камень с острыми гранями дал ему ответ. Он схватил его и ударил по яйцу.
Его оболочка больше напоминала кожу, а не скорлупу — она прорвалась и повисла неровными клочьями. Хонат нагнулся и попробовал содержимое на вкус.
Оно оказалось превосходным. Конечно, птичьи яйца были повкуснее, но Хонат был слишком голоден, чтобы привередничать. После секундного замешательства Матилд и Аласкон атаковали два оставшихся овоида.
Это была первая сытная еда, которую они раздобыли в Аду. Когда они, наконец, покинули разоренное гнездо, Хонат чувствовал себя как никогда превосходно.
Двигаясь вдоль каньона, они вскоре опять услышали рев воды, хотя вид потока оставался таким же безмятежным, как и раньше. Здесь они впервые в ущелье столкнулись с признаками активной жизни. Над водой носилась стая гигантских стрекоз. Насекомые бросились прочь, едва завидев Хоната, но вскоре вернулись — их рудиментарные мозги быстро успокоились. Может, в этой долине люди бывали часто.
Рев водопада стал заметно громче. Когда трое путников обогнули выступ, заставивший реку сделать плавный поворот, показался источник шума. Это было сплошное