Весь передний край обороны Щукарева огрызался огнем. Теперь стреляли все: и танки, и пулеметы, и стрелки в ячейках. Орудийные выстрелы послышались и слева, там, где оборону держали две «тридцатьчетверки». «Семерка» и 313-й били осколочными. Вот взревели двигатели. Все, Логунов пошел! Что там происходило, можно было только догадываться. Часть атакующей немецкой пехоты полегла под пулеметным огнем, остальных танкисты подпустили и стали расстреливать в упор осколочными снарядами. А потом танки пошли вперед. Немцам прятаться некуда, отступать до камышей далеко. Под пулями и гусеницами там погибнут все.
Отчаянная атака танков, которые успели спуститься в пойму, и пехоты почти удалась. Вся низинка заполнилась подбитыми чадящими машинами, телами в темных немецких шинелях, но часть танков и довольно много пехоты уже были близко у позиций Щукарева. Еще несколько минут, и если он их не остановит, то… только контратака.
– «Семерка», «семерка»! Доложи обстановку!
– Задача выполнена, враг уничтожен поголовно!
– «Семерка», двумя танками на помощь пехоте. Удар с фланга!
– Понял, разворачиваемся.
Бинокль был уже не нужен – все было видно и так. Танки к окопам пехоты подошли почти на сто метров. Немецкие солдаты, прикрываясь броней своих танков и бронетранспортеров, шли вперед. Еще немного, и они бросятся на окопы. Полетят гранты, завяжется рукопашная. А немцы превосходят числом, а еще они гусеницами проутюжат стрелковые ячейки и пулеметные гнезда. Соколов невольно потянулся к трофейному автомату. Наблюдать и командовать больше некем. Теперь только вместе со всеми в последний бой. Или мы, или они. Другого не будет.
И тут слева ударило орудие, потом еще одно. Потом оба орудия вместе. Били «тридцатьчетверки», которых немцы еще не видели на своем фланге. Опытные умелые наводчики попадали с расстояния в четыреста метров с первого выстрела. Четыреста метров для танка – это почти в упор. Выбивали первым делом танки, не трогая бронетранспортеры, заговорила спрятанная как резерв бронемашина разведчиков. Два бронетранспортера и четыре танка горели, пехота заметалась под пулеметами обороняющихся, а «тридцатьчетверки» пошли на сближение.
Соколов стянул с головы шлемофон и вытер рукой лицо. Ну, вот и все, подумал он, наблюдая, как загорелись еще несколько немецких танков, как оставшиеся бронетранспортеры и четыре танка стали уходить вправо от огня пушек. Но вскоре они завязли, проломив еще тонкий слой мерзлой земли. Логунов и Фролов принялись расстреливать их с места. Как в тире.
Рота немцев полегла при атаке из камышей, здесь горели 28 танков и 16 бронетранспортеров. Если у немцев были только те силы, с которыми они преследовали колонну русских в лесу, то можно сказать, что эта группа уничтожена полностью. Разгром! Кое-где еще корчились и шевелились раненые, еще горели с шипением танки, в нескольких стали взрываться боеприпасы. Горели выбравшиеся из люков и упавшие возле гусениц своих машин немецкие танкисты. Трупы, трупы, трупы.
– А вы на что рассчитывали? – со злостью вслух сказал Соколов. – С музыкой и флагами прошагать до Москвы? Все подохнете здесь! До одного!
– Не понял, товарищ младший лейтенант? – послышался рядом голос связиста. – Что передать?
– Ничего! Хватит на сегодня с них. Будь на связи, я к Щукареву.
Потери в пехоте были немалые. Усиленный пулеметными расчетами и разведчиками взвод в самом начале насчитывал 58 человек. За два дня обороны Щукарев потерял 19 человек убитыми и больше 20 ранеными. Большая часть тяжело. Из трофейных танков у него осталось боеспособными только два. Если бы не сегодняшняя удача, следующую атаку вряд ли удалось бы отбить.
Алексей видел обычную картину после боя. Поднимались оставшиеся в живых и первым делом осматривали оружие, отряхивали винтовки, сбрасывали комья земли с пулеметов, проверяли затворы. И только потом перекликались с соседями, кто жив, кто ранен. Бегали санитары, которые вместе со всеми только что отбивали атаку. Им теперь еще перевязывать, оказывать помощь раненым, тащить их в укрытие.
– Слушай, тихо-то как! – Щукарев поднял руку, предлагая прислушаться.
Со стороны шоссе давно уже не слышно звуков боя. Командиры переглянулись встревоженно. Оба хорошо знали, что может означать эта тишина. Или отбита очередная атака и немцы откатились назад. Или не отбита и немцы прорвались, смяли оборону и теперь беспрепятственно несутся по шоссе к незащищенному городу.
Когда с командного пункта стал свистеть и махать руками связист, Соколов бросился сломя голову к нему. Вызов на связь!
– Слушаю, 77-й! – почти крикнул он в трубку.
– Докладывай, – раздался голос Лациса, который Алексей с трудом узнал. – Немцы атакуют тебя?
– Только что отбил очередную атаку, товарищ майор. Немцы предприняли вместе с фронтальной атакой фланговый маневр, но были отбиты. За этот бой уничтожено до батальона пехоты, 28 танков и 16 бронетранспортеров. Отличились…
– С отличившимися потом решим, – ответил Лацис, и только теперь Соколов догадался, что командир ранен. – Твои потери?
– «Тридцатьчетверки» целы, из трофейных танков в строю осталось два. Из взвода Щукарева сейчас в строю 22 человека, включая легко раненных, отказавшихся покинуть поле боя.
– Твои соображения?
– По данным разведки, которую я организовывал перед началом, почти все силы, которые подошли на рубеж атаки вчера, на этот час уничтожены. У немцев остались, как я полагаю, единичные танки и меньше взвода людей. Возможно они уже отошли. На этот час немцам меня атаковать нечем. Но если они подтянут силы, то мне не удержаться, товарищ майор.
– Если да кабы! – проворчал Лацис. – Ты боевой командир, Соколов, а рассуждаешь как ворожея. Не думал послать разведку и установить, что у немцев против тебя осталось, какие планы? Взять в плен офицера и допросить его?
– Так точно, думал. Как только стемнеет, отправлю разведчиков.
– Нет времени ждать темноты. Ты же сам сказал, что еще одной атаки не выдержишь. Посылай сейчас, пусть обойдут немцев стороной и выйдут на рубеж атаки.
– Так точно, отправляю.
