– Мы комсомольцы, товарищ красноармеец, – уверенным голосом сказал рыжий, – мы живем в этом городе и хотим сражаться с фашистами, которые нас захватили.
– Так, стоп! Жить вам два дня, и не больше, если не наберетесь ума каждому встречному рассказывать, что вы комсомольцы и что хотите бороться. Знаете, что такое дисциплина и что такое конспирация? То-то! Рот на замок, и никому. Ну а раз вы меня встретили, то отведите к своим взрослым в город. Только к тем, кто фашистов ненавидит.
– У нас все ненавидят, – гордо заявил рыжий.
– Ну ладно, не об этом нам сейчас говорить надо, – остановил его Омаев. – Днем, наверное, в город не сунешься, немцев полно. Давайте до ночи подождем, а потом вы меня в город отведете.
– Ночью еще опаснее, – хмыкнул рыжий, с тоской глядя на карман Омаева, в котором теперь лежал его револьвер. – Ночью ходить по городу нельзя. У них это называется «комендантский час». Патрули ходят, всех задерживают, кто без пропусков, многие так и не возвращаются. А могут и прямо на месте застрелить. Подумают, что ты партизан, и застрелят.
– Ладно пугать товарища красноармейца! – небрежно сказала девушка и усмехнулась. – Мы-то свой город, все дворы с детства знаем. Все щелочки и лазейки. Пройдем ночью весь город вдоль и поперек. И никто нас не заметит. Так-то! Вы есть хотите, товарищ красноармеец?
– Оля, – Омаев расплылся в широченной улыбке, – ты меня от смерти спасаешь. У вас есть еда? И не называй ты меня «товарищ красноармеец», меня Руслан зовут. А тебя как, рыжий?
– Василий, – с достоинством ответил парень.
– Как кота, – хихикнула Оля.
Несмотря на то что со своим новым знакомым ребята разговаривали уже запросто и смеялись тому, как он чуть не задушил Василия, а Оля чуть не огрела его дубиной по голове, о цели своего пребывания в лесу они говорить не стали. Видимо, намек Руслана на дисциплину и конспирацию они восприняли правильно. Еда у них была очень вкусная. Хлеб, испеченный в настоящей русской печи, правда, с отрубями. А еще у них были огурцы, помидоры, репчатый лук и козий сыр. Очень жирный и сытный. Запивать все это пришлось ключевой водой.
Руслан, чуть осоловевший от сытной еды и усталости, рискнул попросить ребят покараулить и дать ему немножко поспать. Они втроем вернулись снова на опушку леса на пригорке. Руслан улегся поудобнее на траве и мгновенно уснул. Ребята что-то тихо обсуждали, сидя неподалеку. Проснулся Омаев неожиданно от чувства тревоги. Он открыл глаза и понял, что Оли и Василия рядом нет. Сунув руку в карман, Руслан убедился, что револьвер при нем. Он поднялся и тут же увидел девушку, которая поднималась по склону к нему. Увидев, что красноармеец проснулся, она прижала палец к губам и села рядом.
– Что такое?
– Немцы. Тише. Они на подводах ехали, обоз какой-то. Остановились, колесо у телеги чинят.
– Много их?
– Человек 15–20. Там Васька сидит, наблюдает. Как уедут, он скажет, – лицо девушки неожиданно помрачнело. – Зря вы у него пистолет отняли. Он там безоружный и один.
– Глупая, что он сделает против них с одним «наганом»? – Руслан постучал себя пальцем по лбу. – Ты подумай сама. Если они его сейчас увидят, то еще ничего. Ну местный парень, ну сидит, потому что испугался. А если они у него оружие найдут, то могут на месте и убить. Понимаешь? Не надо ходить с оружием, если не собираешься стрелять.
Оля кивнула, нисколько не обидевшись. Омаев, разговаривая с этими ребятами, чувствовал себя чуть ли не убеленным сединой мудрым старцем. Хотя он и старше их был едва ли больше чем на год или два. На войне быстро взрослеют.
Они ждали около часа, прежде чем из леса послышался скрип колес и лошадиное ржание. Обоз снова потянулся по дороге. А через несколько минут пришел и бледный Василий.
Около полуночи ребята привели Руслана в город со стороны огородов на западной окраине. Ловко нагибаясь в темноте и подныривая под жерди изгородей, они провели его до первой широкой мощеной улицы. Здесь стояло большое здание с глухим деревянным забором. В ночном воздухе запахло сырой гарью.
– Это школа, – прошептал Василий, отодвигая в сторону доску на заборе, державшуюся на одном верхнем гвозде. – Она загорелась, когда нас бомбили в первый раз. Потушили кое-как, но внутри все выгорело. Немцы хотели здесь госпиталь устроить. Приехали, посмотрели и отказались.
Пробравшись школьным двором до соседней улицы, ребята нашли еще один лаз, высунули головы наружу и долго прислушивались. Дальше пробирались пыльным подвалом среди каких-то труб и баков. Потом пришлось подняться на чердак длинного двухэтажного здания и идти, пригибаясь под стропилами с засохшим голубиным пометом. Через час таких переходов и ожиданий, пока пройдет немецкий патруль, троица наконец добралась до места.
Василий с Русланом остались на улице, а Оля спустилась по ступеням к двери в полуподвальное помещение с вывеской сапожной мастерской и постучала в окно. Спустя немного времени ей ответил мужской голос. Девушка пошепталась с мужчиной, лязгнул металлический крючок, и Оля позвала всех спускаться вниз.
Они прошли через маленькую мастерскую с прилавком, потом еще через одну очень низкую дверь и попали в большую комнату, освещенную керосиновой лампой под большим абажуром. Окно в комнате было маленьким и выходило на соседнюю улицу или во двор. Большая занавеска у дальней стены, круглый стол, застеленный старой застиранной скатертью. Помещение было сильно прокуренным, но уютным. Или это Руслану так показалось после стольких странствий. Так было приятно сесть за обычный стол в обычной квартире, пусть и в подвале, лечь на обычную кровать.
Ребята странно суетились, начали разогревать чай, болтали о жизни в городе, но Омаева не покидало ощущение, что они чего-то ждут. Или кого-то. Ведь он слышал мужской голос, ведь кто-то им отпер дверь и впустил в подвал. Через несколько минут он все понял. Кто-то наблюдал за ним из-за занавески, наверное оценивал, составлял свое мнение о госте.
– Выходите, – сказал Омаев громко, – я знаю, что вы здесь. Я действительно советский танкист, могу даже документы предъявить. И оружие сдать, если у вас так принято. Мне нужна ваша помощь.
С этими словами Руслан
