Паренек говорил это с таким жаром, с такой силой, что Омаев только одобрительно покачал головой. И с этого дня он начал понемногу учить его основным приемам, которые сам когда-то узнал от своего деда, воевавшего в Первую мировую войну в пластунах Кубанской дивизии. Василий не хныкал, терпел боль, но скоро стало понятно, что боец из него не получится. Ни скорости движений, ни силы, ни ловкости. И падал он после бросков Руслана, как мешок с картошкой. А в конце еще и порезался о старинный дедовский кинжал, который Руслан все время носил с собой в рукаве.
– А зачем ты кинжал с собой носишь? – посасывая порез на руке, спросил Василий.
– Как это зачем? – удивился Омаев. – Немцы вокруг, враги же. И как я без оружия, толк от меня какой будет?
– Ты же сам нам не велел с оружием ходить, говорил, что без оружия задержат, решат, что местный, и отпустят. А с оружием могут и на месте расстрелять как вооруженного врага.
– Ну, ты меня с собой не равняй, – усмехнулся Руслан. – Я солдат, я должен воевать, и в плен попадать мне нельзя. А тебе еще подрасти следует немного, силенок поднабраться, чтобы с врагом в схватку вступать.
Василий надулся, хотя видно было, что он и сам понимал. Танкист прав насчет его физических данных. И Омаев стал с собой брать в город Олю. Девчонка она была боевая, ловкая и дисциплинированная. Все понимала с полуслова. Она водила его к заводу разными путями, двигалась в развалинах почти бесшумно, как кошка. На разрушенное здание и пожарную башню они смогли залезть только по одному разу. Часто поблизости появлялись немецкие солдаты, и приходилось прятаться.
Оля была еще и очень наблюдательной. Она много рассказала о немцах, и Омаев составил впечатление о гарнизоне городка. Танкистов было мало, в основном это несколько экипажей, которые проверяли готовность танков. Несколько инженеров в офицерской форме. Остальные – офицеры комендатуры, рота охраны. Тыловая служба, которая занималась заготовкой продуктов для армии, саперный батальон, приводивший в порядок разбитые снарядами и бомбами автомобильные и железные дороги.
На пятый день своего пребывания в Мостоке Омаев едва не погиб. Когда они возвращались с Ольгой из города в сапожную мастерскую, пройти через школьный двор им не удалось. Немцы привезли рабочих, и те загружали из школьной котельной остатки угля в грузовую машину. Оля наморщила носик, подумала и предложила:
– Руслан, а давай сократим немножко путь. Через школу нельзя, мы обойдем по Могилевской улице, там всего квартал надо пройти, а у большого дома на углу есть проходной двор, который выводит как раз к старым домам, где мы подвалами дойдем до своих. Что такого квартал пройти открыто? Пустяки же. Там и немцев почти никогда не бывает.
– Ну, давай, – пожал плечами Омаев. – Мы с тобой не такие уж подозрительные, чтобы бросаться в глаза немцам. Мало ли таких, как мы, по городу ходит.
Они дворами вышли к Могилевской улице, после чего девушка высунула голову и осмотрелась. Немцев не было видно, прохожих мало. Да их после оккупации всегда было мало на улицах. Договорившись с Омаевым, что идти они будут по разные стороны улицы, Оля вышла из подворотни первой. Руслан выждал с минуту и вышел следом. Они шли в сторону перекрестка, где под аркой углового дома можно было уйти дворами на соседнюю улицу, в подвалы разрушенных домов, которые тянулись от центра почти на два квартала.
Дойдя до нужного дома, Омаев посмотрел на Ольгу, она еле заметно кивнула ему, и он вошел в арку. Замедлив шаг, Руслан ждал, пока девушка его догонит, но тут же услышал сначала звук мотоциклетного двигателя, а потом какой-то шум. Прижавшись к большому вязу во дворе, он ждал, выглядывая из-за ствола. Ольги не было, но с улицы слышались женские крики, потом мужские голоса, кричали, кажется, по-немецки. Рука сама нырнула назад под ремень брюк, где Руслан носил «наган». Стрелять можно только в самом крайнем случае, он это понимал, но не знал, что происходит на улице. А там была Оля, бросить ее в опасности он не мог.
Принять решение Омаев не успел, потому что под аркой застучали каблуки девичьих босоножек и во двор вбежала растрепанная Оля. Рукав платья у нее было порван, коленка грязная с яркой ссадиной. Она озиралась по сторонам, ища Омаева, но тут через арку во двор влетел немецкий мотоцикл с коляской. Треск мотоциклетного двигателя моментально заполнил колодец двора. Двое немцев с расстегнутыми воротниками мундиров и закатанными по локоть рукавами хохотали во все горло и гнались за одинокой девушкой.
Омаев понял, что они пьяны и хотят схватить Олю. Моментально кровь вскипела в жилах горца. Такой опасности подвергнуть вчерашнюю школьницу он не мог. Два похотливых самодовольных животных гнались за невинной девушкой в оккупированном городе, в котором они считали себя полными хозяевами.
Мотоцикл остановился, и немцы бросились окружать Олю, заметавшуюся между лавочками и деревьями. Она споткнулась и упала, ударившись той же коленкой. Один из немцев мгновенно оказался рядом, схватив несчастную поперек туловища, и потащил к мотоциклу. Второй немец, держа в руках автоматы, громко ржал и выкрикивал какие-то непонятные слова.
Руслан выдернул из рукава дедовский кинжал и в мгновение ока оказался за спиной солдата с автоматами. Одним движением чеченец вздернул голову жертвы вверх, и тут же острый кинжал скользнул по горлу врага.
Отшвырнув в сторону солдата, из горла которого хлестала кровь, Руслан бросился на второго врага. Немец держал девушку, чуть отклонившись назад. Горец схватил его за воротник, подставил колено под поясницу и рванул тело солдата на себя. Тот мгновенно опрокинулся на спину, теряя равновесие. Омаев подставил кинжал, и немец всем своим весом буквально насадился на острый клинок. Он захрипел, отпустил девушку и упал набок.
Омаев выдернул оружие, вытер его о полу немецкого мундира и только теперь увидел наполненные ужасом глаза Ольги. Девушка сидела, зажав рот рукой, с абсолютно белым лицом, и переводила взгляд с корчившегося немца с развороченным горлом на другого, который дергался и выгибался, лежа на спине. Омаев не попал в сердце, и враг бился в агонии.
Спрятав клинок обратно в рукав пиджака, Омаев схватил автомат, из второго выдернул рожок, сунул его за голенище сапога
