Итак, воскресенье, единственный день отдыха, без тренировок и с минимальными служебными обязанностями. Знаете, чем я занимаюсь? Вместе с пятью-шестью товарищами мы спускаемся к Вильдфлеккену, проходим через него, а затем поднимаемся по другому склону долины и взбираемся до Kreuzberg – «Голгофы», придорожного креста, установленного на самом верху горы Кройцберг, на высоте 928 метров! Окольный путь в 16–18 километров, несомненно, легче, потому что мы не идем по дороге, которая еще длиннее. К счастью, перед возвращением здесь есть где промочить глотку добрым пивом – в заведении по соседству с женским монастырем, построенным недалеко от вершины. Когда я объясняю это своим немецким товарищам, они говорят, что мы ненормальные! Возможно, вы думаете так же, и не ошибаетесь.
Другие предпочитают ходить в Бишофсхайм-ан-дер-Рён, Герсфельд или Брюккенау, чтобы запастись выпечкой в Konditorei – кондитерской. Или, опять же, чтобы встретиться с местными сельскими девушками, а порой, если быть более точным, и для того, и для другого одновременно. Лично я предпочитаю природу, а если тут можно встретить девушку, так это даже еще лучше.
Примерно 15 июля всем тем, кто может водить автомобиль, грузовик или управлять мотоциклом, приказано доложить об этом. Я хватаюсь за подвернувшуюся возможность и присоединяюсь к ним. Вот почему 18 или 19 июля вместе с 40 товарищами из всех родов войск я нахожусь в поезде, следующем в Краков. Командует нашей группой мой товарищ и отличный парень Й. Тальбот, прекрасный, кстати, наездник, хотя поручили ему отвечать за нас, разумеется, не поэтому. В Кракове, в казармах, где нас размещают, также находятся военнослужащие из других частей, но среди немцев мы единственные иностранцы. Тем не менее все принадлежат войскам СС. Меня сразу же назначают Dolmetscher – переводчиком, что дает мне, хоть я еще только ефрейтор, право разместиться вместе с унтер-офицерским составом, с шар-фюрером (унтер-офицер или старший сержант) Тальботом. С самого начала возникает небольшая проблема: совершенно очевидно, что я не знаю перевода технических терминов и деталей машин. Но, к счастью, среди «бургундских» учащихся находится замечательный механик, он дает мне французское обозначение всех деталей механизмов, с которыми я должен иметь дело и о которых рассказывает инструктор, их изображения имеются на стендах.
Я быстро обзавожусь несколькими товарищами среди немецких унтер-офицеров (шарфюреров) и фельдфебелей (обер-шарфюреров), которые и являются нашими инструкторами, и одновременно становлюсь шофером немецкого командира учебного центра, штурмбаннфюрера (майора). Что дает мне возможность почти каждый день пить с ним чай на главной площади Кракова, под сводами колоннады. Часто к нам присоединяются другие офицеры. Все они хорошо воспитаны и не позволяют мне оплачивать счет. Вместо этого я могу тратить свой заработок в компании друзей. У меня хорошая работа, дни проходят замечательно, за исключением двух первых воскресений!
В те дни я, по сути, попадаю между молотом и наковальней! Не забывайте, что мы имеем дело с «бургундцами»! В первое воскресенье, во дворе рядом с гаражами, проходит построение – в 10:00 утра вместо обычных 8:00 по будням. По распоряжению оберштурмфюрера (обер-лейтенанта) Тальбот строит людей. Я на левом фланге, чуть позади Тальбота. «Смирно!» – «На караул!» – «Вольно!» Поприветствовав нас, обер-лейтенант отдает приказ, который я перевожу: с 10:00 до 12:00 привести в порядок и помыть грузовики и мотоциклы! И тогда события начинают развиваться так, как никто не ожидает, – а немцы еще в меньшей степени, чем я, – и чего наверняка никогда не случалось в немецкой армии: сначала один, потом два, затем пять, десять человек требуют возможности высказаться и заявляют, что сегодня воскресенье и они хотят присутствовать на воскресной мессе!
И вот уже все, за исключением одного-двух человек, выражают такое желание. Готов поклясться, что среди них по меньшей мере добрый десяток никогда в жизни не переступал порога церкви или не был там со времени своего первого причастия. Я совершенно ошарашен сложившейся ситуацией и смотрю на Тальбота, который находится в таком же замешательстве и показывает мне жестом, чтобы я, несмотря ни на что, переводил дальше. Поворачиваюсь к оберштурмфюреру, который смотрит на меня вопрошающим взглядом, заинтригованный происходящим. Пересказываю ему то, что нам, Тальботу и мне, только что заявили солдаты. И вижу, что оберштурмфюрер поначалу не верит собственным ушам; он озадачен и сбит с толку. Совершенно очевидно, что ему не приходилось сталкиваться с подобной ситуацией! Он приказывает мне подойти поближе и спрашивает, не шутка ли это? Он изумлен, когда я, как могу, объясняю, что у нас в бригаде имеется капеллан, который, когда это возможно, проводит для нас службы. Оберштурмфюрер сразу же принимает решение и велит мне объявить, чтобы через двадцать минут мы построились для мессы. Как видно, он решил уступить требованиям «бургундцев». Забавно! Никогда еще не видел, чтобы офицер уступал в подобной ситуации!
В 10:40 мы с радостной песней стройной колонной маршируем в церковь! Группой командует Тальбот, к нам присоединяются оберштурмфюрер и двое инструкторов, один из которых мой товарищ Юп (голл. уменьшительное от Юзеф. – Пер.). Юпу весело, и он говорит, что никогда не видел ничего подобного, никогда! Юп замечательный парень из LAH[60] – гвардии Гитлера. Темные волосы зачесаны назад, кожа загорелая, а росту в нем 1 метр 95 сантиметров, если не все два. Он может разбушеваться, как ненормальный, или смеяться, как ребенок. Жизнь с «бургундцами» научит его многому. Наверняка когда-нибудь вечерами он станет рассказывать об этом своим правнукам. Когда мы подходим к собору… и почему мы не могли пойти в какой-нибудь маленький, неприметный приход?.. все поляки, а их здесь много, в изумлении замирают на месте. Они точно не видели ничего подобного! «На месте, стой!» – «Разойдись!», и
