— Почему врал? Это были переговоры. Может быть, несколько нестандартные, но переговоры. Нашу фирму попросили содействовать примирению воюющих банд: ирландской и арабской. Предыдущего нашего посланца застрелили, да еще и отрубили потом тесаком голову. Со мной хотели сделать то же самое. Но получилось наоборот: убийц нашего посланника я нейтрализовал. Поэтому со мной говорили достаточно уважительно. Я доказал главарю, что ему лучше начать переговоры. Вот и все.
— Нейтрализовал — это как? Как бандитов в четверг?
— Нет, они убили нашего посланца, хотели сделать то же со мной. Я отнял у одного из них пистолет и застрелил обоих. Прошу извинить за грубые слова, но иначе я бы валялся там с отрубленной мясницким тесаком головой.
— Боже, у меня нет сил такое слышать.
— Вспомни, что ты говорила у Елены, когда мы смотрели боевик со многими убитыми врагами: «Вот это жизнь, полная приключений, азарта, борьбы». Это твои слова, я их запомнил.
— Что скажу? Дура я была, да, наверное, такой и осталась. То было кино, а не жизнь.
— Может быть, это звучит банально, плоско, но это, действительно, реальная жизнь. Жизнь и действия, о которых многим не хочется слышать и знать. Но кто-то должен делать «деликатные» вещи, проводить «деликатные» переговоры. К сожалению, это единственное, чему меня научили, что я умею делать.
— Нет, я это не выдержу, Генри. Ты все время врал мне. Обо всем, даже когда представлялся неотесанным мужланом. И все заработанные тобой деньги — деньги на крови. Прости, Генри, нам не по пути.
Генри, обратившись к Риве:
— Вы спросили о моих планах. Сейчас я пойду ночевать в отель, завтра вечером улетаю. Вот и все планы. Извинитесь за меня перед Илоной, что я не попрощался и забрал пиджак Эйтана.
Уходит, не оборачиваясь. Рива и Оксана сидят на своих местах молча.
Входит Лола, нагруженная сумками, кульками. Оглядывает помещение:
— А где Генри?
— Ушел.
— Куда?
— Совсем ушел. Почему? Спроси у Оксаны.
— Что вы наделали! Что ты наговорила им, Рива? Оксана, если бы Генри был моим другом, ни за что не отпустила бы его, что бы о нем ни говорили. Уехала бы с ним.
Часть 4
Возвратившийся
В жизни Генри, как и прежде постоянно пересекающейся с «опасной игрой», риском и неожиданными испытаниями, приходит время важнейших перемен, которые, однако, переплетаются и с трагическими событиями. Но хочется верить в философскую истину — все, что происходит в нашем сумрачном, жестоком, часто очень несправедливом мире, имеет свое предназначение, и в нем всегда есть место и для любви, и для добра.
Франция, Британия
11:00. 14 февраля 2016 г., воскресенье.
Петербург, квартира Галины Петровны.
Оксана ходит по гостиной. Звонит по телефону.
Голос Елены по телефону:
— Да, кто это?
— Елена, это я. Извини, что дергаю с утра.
— Что случилось, Оксана? Где ты?
— Я в Питере. Ничего сейчас не случилось. Просто…
— Что просто, Оксана?
— Ты знаешь, Генри ушел от меня.
— Почему? У вас обычная ссора или все хуже?
— Боюсь, что это я виновата. Моя бабушка Рива узнала, что Генри — не «представитель фирмы», а киллер. Сначала работал на Израиль, а потом занялся самостоятельным бизнесом. Я ему высказала все: что он мне врал все время, что представлялся неотесанным мужланом, что все заработанные им деньги — деньги на крови. Он развернулся и ушел, не сказав мне ни слова. До этого стоял молча, а когда я сказала про кровь — ушел. Я не знаю, что мне делать.
— Ответь просто: ты его любишь?
— Не знаю. Знаю только, что мне без него плохо. Я так привыкла к нему.
— Давно это было?
— С месяц назад. Сначала я даже радовалась, что мы расстались, так было ужасно слушать слова Ривы. А теперь — плохо, очень плохо.
— Действительно плохо, так как ты его любишь. Не любила бы — уже успокоилась бы.
— И что мне теперь делать?
— Ты, после того как он ушел, пыталась снова поговорить с ним?
— Нет. Есть проблема: я беременна. Как я могу сказать ему об этом?
— Но это чудесно. Нет, не в том смысле, что этим можно привязать его к себе. Нет. Это чудесно само по себе. Помнишь, я тебе что-то об этом говорила. Не сложится у вас, так хоть ребенок будет у тебя от любимого человека. Я до сих пор жалею, что не родила ребенка ни от твоего отца, ни от Володи.
— Как ты можешь так говорить!
— Так и могу. Я обоих любила. По-разному, но обоих. Была бы сейчас не одна. Были бы и заботы, и радости, и огорчения. Была бы жизнь, а не прозябание. Надеюсь, ты не думаешь об аборте? Не делай этого ни в коем случае. Потом всю жизнь будешь жалеть.
— Так что ты посоветуешь? Мне не с кем советоваться. Мама каждый раз начинает кричать, что я такая непутевая. Только Лола сказала, что рада за меня. Я даже не поняла, чему она радуется. Рива жалеет, что рассказала мне все.
— Позвони Генри. Только не говори, что ты беременна. Попытайся понять, почему он ушел, но не дави на него. Понимаешь, я где-то читала хорошее выражение: «Если кого-то любишь, то принимать его нужно таким, какой он есть, а не таким, как ты его придумала». Может быть, я не точно цитирую, но смысл именно такой. По-моему, он искренне хотел изменить свою жизнь, хотел менять ее вместе с тобой.
— Ты так думаешь? Ладно. Попробую, но страшно.
— Вперед, нет ничего страшного. Это жизнь, просто жизнь. Позвони мне после вашего разговора. Обязательно позвони.
— Хорошо.
Ходит по гостиной. Поджала губы, звонит.
Голос Генри по телефону:
— Да, это ты, Оксана?
— Я. Я хотела извиниться за все те грубые слова.
— Не нужно тебе извиняться. Естественно, что тебя все это поразило. Я сам во всем виноват. Думал, что смогу уйти от своей… работы, что ли. Но я же ничего не умею делать в реальной жизни. Разве что, как ты говорила — поваром пойти работать. Да и то, меня возьмут только в помощники, может быть. Или приводить сад в порядок, как в мошаве у Лолы.
— Неправда, ты все, все умеешь делать. Я же видела. Ты во всем быстро разбираешься, не так, как я. Даже с Лолой вы спокойно говорили о делах.
— Это только поверхностная видимость.
— Где ты сейчас? Давай встретимся. Где угодно: в Чехии, в Бельгии, у Елены. Поговорим. В конце концов, я тебе так и не рассказала о поэтах Озерного края.
Первый раз в голосе Генри угадывается улыбка:
— Хоть об этом не беспокойся. Я сейчас в Страдонице, и здесь у меня в библиотеке несколько томов произведений Вордсворта, Кольриджа, Саути. Да и поздних романтиков достаточно. У меня ведь приличный английский.
— Вот видишь, и в этом
