Общество восстает не против формы своей, а против всей сущности, против своих внутренних законов. […] Отжили не формы, но начала духовные, не условия общества, но вера, в которой жили общества и люди, составляющие общество. Внутреннее омертвление людей высказывается судорожными движениями общественных организмов; ибо человек – создание благородное: он не может и не должен жить без веры.
Русские, при крепком своем сложении, умеренной жизнию могут достигнуть до маститых веков существования, предназначенного народам.
Всякое общество находится в постоянном движении; иногда это движение быстро и поражает глаза даже не слишком опытного наблюдателя, иногда крайне медленно и едва уловимо самым внимательным наблюдением. Полный застой невозможен, движение необходимо; но, когда оно не есть успех, оно есть падение. Таков всеобщий закон.
Русский человек, как известно, охотно принимает науку; но он верит также и в свой природный разум.
Не мы (образованное сословие) приносим высшее Русской земле, но высшее (жизненную силу, плод веков истории и цельности народного духа) должны от нее принять.
Жизнь есть движение вперед, а в природе все движения – вперед.
Всякое народное просвещение определяется народною личностью, т. е. живою сущностью народной мысли; более же всего определяется она тою верою, которая в нем является пределом его разумения.
Много ошибок помрачают славу преобразователя России, но ему остается честь пробуждения ее к силе и к сознанию силы. …Но грустно подумать, что тот, кто так живо и сильно понял смысл государства… не вспомнил в то же время, что там только сила, где любовь, а любовь только там, где личная свобода.
Нет в русском языке ничего осадочного или кристаллического; все волнует, дышит, живет.
Европеец, вечно толкующий о человечестве, никогда не доходил вполне до идеи человека.
Истину должно признавать, как бы она ни была для нас горька.
Каждый народ представляет такое же живое лицо, как и каждый человек.
Там только сила, где любовь, а любовь только там, где личная свобода.
Русский быт, органически возникший из местных потребностей и характера народного, заключает в себе тайну русского величия.
Нравственное достоинство человека высказывается только в обществе, а общество есть не то собрание людей, которые нас случайно окружает, – но то, с которым мы живем заодно.
Смешно было бы, если бы кто-нибудь из нас стал утверждать, что Россия сравнялась со своею Западной братиею во всех отраслях, или даже в какой-нибудь отрасли внешнего образования – в искусствах ли, в науке ли, в удобствах или щеголеватости житейских устройств. Поэтому благоговение, с которым Русский проходит всю Европу, – очень понятно.
Молится кто-нибудь и теперь, ибо – держится Россия!
Жизнь уже потому, что жива, имеет право на уважение, а жизнь создала нашу Россию.
Николай Федорович Федоров
(1829 г., Ключи, под Тамбовом – 1903 г., Москва)
Русский религиозный мыслитель, философ, православный священник, объявленный в конце жизни еретиком за оригинальную неохристианскую систему – космизм.
В чем же состоит общий долг всех людей? Если под ними разуметь существа разумные, то долг их относительно неразумной, слепой силы природы состоит в деле управления ею; если же на людей смотреть как на живущих и переживших тех, кто дал им жизнь, то долг их относится ко всем умершим; если, наконец, смотреть на них, как на сынов умерших отцов, то долг их относится ко всем отцам и предкам, от века минувшим.
Нужно себе представить этот орден бессмертных сверхчеловеков, спокойно созерцающих гибель одного поколения за другим, чтобы понять весь ужас положения самих привилегированных «бессмертных»!
Гроб бедных едва отличается от гроба богатых: у одних он сосновый, у других дубовый, вот и вся разница…
Допустим (как это ни трудно признать), что смерть – не зло.
Но как отделить ее от всего, что причиняет боль и утрату, что сокращает силы, способности, убивает жизнь? Не признающий смерти злом ничего не должен признавать за зло, кроме разве жизни.
Если в основу жизни мира положить опьянение, то такой мир будет миром падения.
Верования древних давали единство, смысл, цель жизни, определяли ее задачу; самоубийство тогда было немыслимо, и если бы случился такой факт, самоубийца вызвал бы всеобщий ужас, омерзение к себе, как подлый изменник отцам, предкам, нуждавшимся в его служении для их загробной жизни.
Вопрос о праотчине, а не борьба и есть истинное начало истории, а международное исследование этого вопроса было бы уже началом искупления греха розни и борьбы…
Но полный мрак наступает позднее, когда является проповедник сверхчеловека, то есть убийца братства, поклонник неизбежности…
Пока существует разделение на ученых и неученых, до тех пор неизбежна будет эта безнравственная торговля, – и литература все более и более будет превращаться в промышленность, доставляющую развлечение, не составляющую, следовательно, необходимости, и народ будет видеть в ней лишь скоморошество.
Бессмертие, как привилегия только сверхчеловеков, не есть ли величайший эгоизм, несравненно больший, чем бессмертие, понимаемое как привилегия даже всех живущих, хотя и такое бессмертие также есть в сущности страшный эгоизм, ограничивающий высшее благо (бессмертие) одними живущими, одним поколением и отказывающий в нем всем умершим?
Большинство культурных людей, по-видимому, пришло к тому заключению, что жизнь не имеет никакого серьезного значения, никакого смысла.
Николай Онуфриевич Лосский
(1870 г., Кресловка, около Витебска, – 1965 г., Сен-Женевьев-де-Буа, Франция)
Русский философ, один из крупнейших представителей интуитивизма и персонализма. Главная задача философии, по Лосскому, – построить «теорию о мире как едином целом» на основе прежде всего религиозного опыта.
Знание есть одно из могущественных орудий разума при осуществлении его целей.
Без свободы нет добра.
В душе каждого человека, не слишком забитого судьбою, не слишком оттесненного на низшие ступени духовного существования, пылает фаустовская жажда бесконечной широты жизни.
В случае столкновения мотивов выбор всегда совершается в сторону сильнейшего мотива.
Внутренняя жизнь протекает во времени, а внешняя деятельность осуществляется во времени и пространстве.
Вопросы – это не суждения, а только зачатки суждений.
Глупость, неразвитость, неопытность, необразованность суть условия, создающие стеснения свободы выбора.
Даже такие простые содержания бытия, как цвета, звуки и т. п., в окружающей среде остаются, не восприняты даже и столь высоко сравнительно развитым деятелем, как человек.
Два гостя, входя в кабинет своего знакомого, видят комнату каждый по-своему; один сразу замечает бутылочку ликера на столе, а другой – новое художественное издание.
Для знания о том, что вещь существует год, вовсе не требуется целый год судить о ней, точно так же, как, сравнивая по величине две горы, я не должен сам быть величиной с гору.
Для современного
