я весьма оптимистично считал себя более похожим на Форсмана и Харрингтона, а не на Карриона) и из-за моей страсти к генетическому самопознанию решил идти до конца, невзирая ни на что.

Прошли месяцы, а секвенатор все продолжал секвенировать. Наконец я встретился с виртуальным двойником своего генома. Инструкция к моему организму находилась на маленьком серебристом жестком диске, почти таком же тонком, как и мое свидетельство о рождении. Мне пришло в голову, что однажды его можно будет использовать, чтобы клонировать мои органы или даже всего меня. Если мне понадобится напечатать на 3D-принтере почку или сердце, на этом жестком диске можно найти все гены, чтобы получить совместимые ткани, вся необходимая информация была там. Возможно, в будущем кто-нибудь захочет меня воскресить, чтобы я написал продолжение этой книги. Или же более мрачная перспектива: если я умру до того, как выплачу ипотеку, агентство Fannie Mae может захотеть клонировать меня и заставить клон работать, пока долг не будет выплачен.

Что касается интерпретации полученных результатов, то мой опыт работы профессиональным генетиком подсказывал мне, что надо сосредоточиться не на полутонах, а на черном и белом – на тех аллелях, с которыми явно все в порядке, и тех, которые в случае мутации меняют структуру белка и значительно влияют на предрасположенность к заболеваниям. Этот черно-белый набор иногда называют интерпретомом. Это гены, изменения в которых сильно повышают риск заболевания, и те аллели, которые с большой вероятностью могут содержать мутацию. В моем случае этот список оказался коротким, возможно, из-за того, что я делал тест не по медицинским показаниям.

Моя мать была из евреев-ашкенази, и в 40 лет у нее диагностировали рак груди. Опухоль была обнаружена рано при тщательном мануальном осмотре и была хирургически удалена до того, как рак успел бы распространиться в лимфоузлы или другие области организма. Мать полностью восстановилась, и, хотя с того времени прошло уже почти 40 лет, у нее не появилось ни новой опухоли в груди, ни вторичных метастазов. Рак груди часто встречается у евреев-ашкенази, у моей матери были все основания просить, чтобы страховая компания оплатила анализ на гены, связанные с этим заболеванием. Но мать так никогда и не прошла генетическое тестирование.

Она сказала: «Чему быть, того не миновать, у меня и без того достаточно забот. С моим везением, кто знает, что у меня найдут». И пожала плечами. «Я не хочу думать о генетическом анализе». Она продолжала приходить на осмотр, но не хотела дополнительно тратить душевные силы. Она лишь хотела жить своей жизнью.

Моя мама была еврейкой и росла во времена нацизма и холокоста. Поэтому она очень беспокоилась на тему генетического тестирования и возможности использовать его для социальной дискриминации. Поскольку я был ее сыном, риск получить в одном из BRCA-генов мутацию, повышающую вероятность возникновения рака груди, яичников и поджелудочной железы, составлял от 4 до 13 %. Мог ли у меня быть повышенный риск возникновения рака поджелудочной железы? Или, что еще хуже, мог ли я передать мутацию в гене BRCA своим дочерям?

По отцовской стороне в моей семье у мужчин повышенный уровень холестерина, хотя у нас и нет ранних инсультов, инфарктов и аневризм аорты. Могут ли у меня быть мутации в генах семейной гиперхолестеринемии LDLR, APOB или PCSK9? Поскольку сейчас есть эффективные препараты для лечения этого заболевания, выявление мутации помогло бы мне сохранить здоровье в старости. Вот только стоимость этих лекарств может быть непомерной. Не получится ли так, что я спущу все пенсионные накопления своей семьи на препараты, которые мне на самом деле не нужны, учитывая высокую продолжительность жизни по отцовской линии, несмотря на повышенный уровень холестерина?

Секвенирование показало, что у меня не было мутации ни в BRCA-генах, ни в других генах, связанных с гиперхолестеринемией. Но один момент меня озадачил. В отчете было указано, что у меня явная мутация в хорошо известном гене, вызывающая заболевание, даже если только одна копия дефектна. Эта мутация обрезает один важный белок на середине, таким образом, он, очевидно, не может выполнять своей функции.

Этот был ген ARID1А. Его повреждение вызывает редкое генетическое заболевание – синдром Коффина – Сириса. ARID1А способствует аккуратному и упорядоченному упаковыванию ДНК. Такая упаковка похожа на нить с бусинами, намотанную на катушку. Это помогает правильно включать и выключать необходимые гены. Таким образом, работа этого гена важна во всех типах клеток нашего тела, и его мутации могут привести к тяжелым последствиям.

При синдроме Коффина – Сириса наблюдаются дефекты лица и мизинцев рук. У плода с этим синдромом в процессе развития гибнут клетки наружной части руки. Соответственно, ребенок рождается без мизинцев рук, а иногда и ног. Аналогично во время внутриутробного развития определенные черты лица становятся более выраженными. У людей с таким синдромом широкий рот и переносица, полные губы, в отдельных случаях встречается вздернутый нос и открытые вперед ноздри, длинные ресницы и густые, темные, изогнутые брови, которые выглядят нарисованными графитовым карандашом.

Для начала я осмотрел свои руки. Десять пальцев на руках, десять – на ногах, все на месте. Для надежности я пересчитал дважды. Далее я поступил так же, как поступил бы любой уважающий себя генетик. Я взял свой iPad, открыл приложение Face2Gene и сделал селфи.

Face2Gene использует передовые алгоритмы распознавания лица, которые изначально были предназначены для поиска террориста в толпе, для диагностики генетических заболеваний, которые вызывают специфические изменения лица, как, например, «нарисованные» брови и полные губы при синдроме Коффина – Сириса.

Однако программа Face2Gene, по-видимому, решила не согласиться с моей ДНК по поводу синдрома Коффина – Сириса, подтверждая мои подозрения, что в процессе секвенирования или обработки информации что-то пошло не так.

Кроме того, мутация в ARID1А вызывает когнитивные нарушения, то, что раньше называли олигофренией. Такое встречается почти у всех людей с этим синдромом. Также должны нарушаться речевые способности, причем воспроизведение речи страдает сильнее, чем восприятие. К числу других симптомов относится низкий рост (в чем-то верно для меня) и потеря слуха (пока я слышу неплохо, но жена убеждена, что у меня серьезное расстройство слуха, хотя, наверно, это можно связать с Y-хромосомой у всех женихов и мужей). И в довесок повышенный риск развития рака печени.

Итак, что же все это значит? Может быть, у меня есть мутация в ARID1А, которая из-за какой-то случайности никак не проявилась? В принципе возможно, чтобы в генетическом окружении встретилась комбинация таких аллелей, которые, сложно взаимодействуя, смогли подавить проявление синдрома Коффина – Сириса. На языке генетических терминов такое явление называется неполной пенетрантностью, когда у человека есть мутация, но нет очевидных признаков заболевания. Но тем не менее эта мутация

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату