Избитый Кемаль еле доволок ноги до постели, мгновенно уснул, но под утро был разбужен телефонным звонком.
Сумасшедшая ночь! Фантасмагория!
– Кемаль, это я, Галя! Я звоню из телефонной будки недалеко от посольства. Ты можешь на секунду спуститься ко мне? – храбрая женщина бежала из Каширы, куда ее на время отправила милиция по приказу КГБ.
Посол быстро оделся и выскочил на улицу, там уже занимался рассвет, и худая фигурка женщины в светлом платье казалась призраком.
– Кемаль, ко мне домой приходил тип из КГБ, они всё знают о нас, они меня выслали из Москвы! За тобой следят! Ты не православный? Не крещеный?
– Я мусульманин, – еле вымолвил он.
– Все равно Бог – один! – она несколько раз перекрестила его. – Дай бог тебе счастья! А их я проклинаю, я ненавижу их! – выполнив свой христианский долг, экзальтированная Галина скрылась за домами.
Бред.
Вернувшись домой, он принял гигантскую дозу снотворного и бросился в постель. Утро вечера мудренее, думал он, засыпая. И снилась ему Мария Бенкендорф-Лобанова во всей ее красе, она крутилась на сцене в бешеном фуэте и тянулась к нему, она крутилась волчком, она подбиралась все ближе и ближе, прекрасная, нежная, единственная в мире Мария.
Он проснулся, как ни странно, совершенно бодрым. Настроение улучшилось: в конце концов, скандал он сможет замять. Встал и придирчиво осмотрел себя в зеркало – никаких следов и вообще выглядел отлично. Принял ванну, побрился, выпил кофе по-турецки и. позвонил Беседину.
– Григорий, у меня к вам одно очень важное дело. Не мог бы я к вам подъехать?
Беседин уже сидел на Лубянке, ожидал звонка и немного нервничал: а вдруг не позвонит? Вдруг наложит на себя руки? Такое случилось с одним французом.
– Я сегодня очень занят. – сыграл Григорий Петрович.
Но посол настаивал, подчеркивая важность дела, и Григорий Петрович уступил, назначив рандеву на три часа дня, и к этому времени переместился в личный кабинет в здании Совета министров в Охотном.
Все было ясно: посол попросит замять дело, Беседин разыграет сомнения, отметит сложности, уступит, намекнет, что можно уладить, если посол. вот тут самое главное! Важно не спугнуть птичку, у которой завяз коготок, обставить все мягко, по-дружески.
Начал Кемаль, как обычно, с любезностей и заверений в вечной дружбе, затем приступил к делу:
– Дорогой Григорий, вчера у меня было свидание с одной женщиной. не буду скрывать от вас, что это балерина, которая вчера была на даче у Дмитрия. Ночью вдруг явился муж. – и Кемаль честно, не особенно вдаваясь в детали, изложил все драматические события ночи.
– Очень неприятное дело. – нахмурился Беседин. – Особенно если он подаст в суд.
– Это не самое главное, я готов заплатить большие деньги в качестве компенсации, – сказал посол. – Я люблю Марию и готов на многое. Прошу вашей помощи.
– Каким образом? – искренне удивился Беседин.
– Я хочу на ней жениться. Жену я не люблю и пойду на развод.
Это уже ошарашило шефа контрразведки.
– Не вызовет ли это скандала в турецком МИДе? Ведь это конец вашей карьеры.
– Ах, дорогой Григорий, разве карьера стоит любви? Вы не представляете, как мне осточертело работать в МИДе. Ведь я очень богатый человек, зачем мне эта жалкая служба.
У меня есть собственный островок в Средиземном море.
– А как же традиции ислама? Разве вам можно так просто разводиться?
– Не беспокойтесь, дорогой Григорий. Великий Ататюрк давно принял гражданский кодекс по швейцарскому образцу. Традиции гарема у нас остались в провинции, но это преследуется законом. Если вы мне поможете, то получите очень большой бакшиш, уверяю вас, я не поскуплюсь!
Беседин вдруг почувствовал слабость, он прошел в контрразведке через огонь, воду и медные трубы, но такого в его практике еще не бывало. На компромате ломали и неподкупных англичан, и наивных американцев, подкладывая и женщин, и мужчин, а тут все наоборот.
– Я не поскуплюсь. – повторил посол, по-своему расценив молчание собеседника.
– Это невозможно, Кемаль, – ответил он сухо. – Тут я не смогу вам помочь.
– Но я вас хорошо отблагодарю, – не унимался посол.
– Это невозможно, Кемаль. – Беседин уже закипал от гнева – подумать только: предлагать взятку вождю контрразведки, славной своим горячим сердцем, холодной головой и чистыми руками.
– Тогда маленькая просьба. Мне сообщили, что за мной наблюдал КГБ. Могу ли я получить фотографию в постели с Марией? Мне очень дорого это воспоминание.
– Сомневаюсь, что за вами наблюдали, – сказал Беседин твердо, это уже выходило за все рамки. – И вообще, какое отношение я имею к КГБ?
Расстались трогательно, обнялись, коснулись друг друга щеками.
Григорий Петрович все еще не мог прийти в себя после неожиданного оборота дела.
Конечно, жаль, что операция провалилась. Но какой человек! Не гнида трусливая, а настоящий молодец! Не в пример многим из близкого окружения. И он задумался о своей жизни. Достиг вершин и что? Счастья ведь нет, одна пошлость. И захотелось уйти к черту, уехать в свою родную деревню, попить парного молочка. Бросить и жену, и Алку, начать новую, чистую жизнь.
В кабинет на Лубянке, где сидела в ожидании вся команда, Беседин вошел в приподнятом настроении.
– Наружку с посла пока снимите, с ним буду встречаться на официальной основе. В общем, он неплохой мужик. А вообще, товарищи, нужно глубже изучать национальный характер! Турки, конечно, раздолбаи, помнится, в Стамбуле толпятся они у окон бардака, где шлюхи трясут буферами и черт знает чем, толпятся, но не заходят: дорого для этих жлобов! А у самих руки в карманах штанов и счастливые лица!
– Что же они делают? – осторожно спросил неиспорченный Коршунов.
– Смекните сами.
Коршунов почесал затылок.
– Конечно, Восток – дело тонкое.
Восток – дело тонкое, но и любовь тоже не фунт изюма.
Крепкий орешек
Эх, старик, это дивная история! В Арденнах немцы перекрыли подвоз продуктов, и мы оказались на
