– Я забыл дома очки, – холодно ответил Смизерс, не желая раскрывать перед агентом свою осведомленность.
– Русский военный атташе Аркадий Хват и его жена Нина. А черного дога зовут Антон.
Конечно, Смизерс сразу же узнал атташе, именно у него на квартире еще полгода назад он просил Иссама установить технику, дабы подсобрать полезные данные об образе жизни и политических настроениях. Задание было исполнено, но ничего интересного, кроме мелких семейных скандалов, на свет не вышло, провалилась и затея с наружным наблюдением за Хватом: опытный разведчик раскалывал его уже через десять минут. Помнится, Дэвид довольно грубовато отчитал агента, заметив, что СИС ожидает от него более эффективной работы за хорошее жалованье.
– Что значит слово «хорошее», дорогой Дэвид? – развел тогда руками Иссам. – Все в мире относительно, а жизнь дорожает. Но деньги для меня – не главное. Я не выношу, когда мой лучший друг, когда мой брат пребывает в дурном настроении, и я сделаю все, чтобы на сердце у него все сияло, как в садах Семирамиды.
М-да, интересно, какие сады он собирался раскинуть в сердце на этот раз? любят эти полудикари (неудобно, но имперские замашки засели у Дэвида глубоко в крови) рисовать воздушные замки, мрачновато думал Смизерс.
К счастью, два ирландских сеттера устроили шумную возню и отвлекли почтенных шпионов от продолжения диалога, чем англичанин не преминул воспользоваться (о, конспирация!) и отскочил от агента, договорившись о встрече на конспиративной квартире.
Чета Хват беспечно прохаживалась по лужайкам, датский дог Антон отличался завидной дисциплинированностью, словно сам служил в непобедимой советской армии и имел звание, он не отрывался от хозяев даже при виде игривых сучек, крутивших у его носа своими развратными хвостами, пес был безраздельно предан семье, и супруги платили ему взаимностью.
– Ну какая от тебя польза? – ласково говорил Аркадий догу, смотревшему на него умными глазами. – Вот если бы ты был бобтейлем, то Нина из твоей шерсти вязала бы мне носки.
Пес понял шутку и играючи прыгнул на Нину, но не коснулся ее лапами, а лишь высунул на ходу язык и лизнул нежно руку, давая понять, что ради нее он готов превратиться в бобтейля и, если надо, в шерстяной носок.
Военный атташе потрепал его по шее, оценив тем самым чувство юмора у животного, и сам добродушно улыбнулся. Добропорядочный муж, отец двоих сыновей, служака с великолепной выправкой, бывший чемпион по плаванию, командир полка, отличившийся во время вторжения в Чехословакию и потому катапультированный в военно-дипломатическую академию, а оттуда в главное разведывательное управление (ГРУ), полковник, ожидавший неизбежного генеральского звания, сорокалетний красавец-мужчина Аркадий Иванович Хват.
Да и Нина была хороша: блондинка с соломенного цвета волосами, голубыми глазами с загадочным прищуром, ладной грудью, наконец, легкая поступь, как у балерины, такие дамы – редкость, особенно в среде потенциальных генеральш.
В это время с аллеи атташе помахал рукой худощавый человек, лучший бейсболист Йельского университета, самый очаровательный дипломат в каирском свете, резидент ЦРУ Фрэнк Ростоу, отличавшийся прямым характером и неизбывной веселостью. Ростоу был кругл лицом, улыбчив и непомерно высок, – казалось, что его круглая голова насажена на столб. Портрет процветающего янки несколько подтачивала коричневая такса с раздутыми сосками, почти волочившимися по земле, у кривого низкорослого создания блестели бока, и она, натянув поводок, резво тянула хозяина к высокомерному Антону. Пришлось сойтись и обменяться любезностями, свежести в них было немного: Фрэнк любил поерничать и лукаво спросил у Хвата, как идет работа по главному противнику – так на советском разведывательном сленге именовали США. Хват не остался в долгу и пожелал успехов резидентуре ЦРУ и ее симпатичному шефу.
– Почему вы считаете, что я – резидент ЦРУ?
– Об этом говорит весь дипломатический корпус.
– Честно говоря, эти слухи меня мало волнуют, – заметил Фрэнк. – Гораздо хуже, что моя Салли совершенно перестала есть рыбу и требует только мясо.
Тут в светскую беседу вмешалась Нина, заметив, что такое бывает иногда в преддверии течки, а заодно и поинтересовалась здоровьем супруги Фрэнка, писаной красавицы египтянки Файзы, притчей во языцех в высших кругах совколонии: неужели империалистам разрешают вот так, запросто жениться на иностранках, причем азиатках? или это ход зловещего ЦРУ, своего рода приманка? А американцам разрешается принимать ислам?
– Мне всегда интересно, как американец может ужиться с арабкой, – материализовал любопытство коллектива Хват.
– А почему русские не женятся на иностранках? – огрызнулся американец. – Даже ваш прекрасный дог уживается с котом, – хохотнул Ростоу.
Истинная правда, сибирского кота тоже привезли из Москвы, нежили его и холили, превратили в хозяина дома, которого боялся даже Антон. Но Хват сдержал себя и не стал поддаваться на провокацию – ну его к черту, этого Фрэнка, в конце концов, разведчики должны заниматься не дискуссиями, а вербовками, к тому же с Ростоу в ближайший четверг предполагался ланч в Шератоне.
Расстались, растащили псов, и тут очередная приятная встреча: полный, лысый мужчина, несущий за пазухой жирного угольно-черного кота, причем с ошейником на шее, сановная походка, и отнюдь не случайно: это был сам резидент КГБ в Каире, жесткий конкурент ГРУ Василий Петрович Осоргин.
– Добрый вечер, Василий Петрович! – с лица Хвата сошла степенность, и в голосе появилась неуловимая заискивающая нотка. – Прочь! – вдруг закричал он так визгливо, что Осоргин вздрогнул, словно это относилось к нему, а не к догу, учуявшему дичь – только еще не хватало орать на резидента! Слава богу, ГРУ, в котором трудился Хват, хотя и не находилось в прямом подчинении у КГБ, но довольно плотно им контролировалось на предмет безопасности от враждебного проникновения и инакомыслия, естественно с помощью агентуры, к славной когорте которой принадлежал и сам военный атташе еще со времен учебы в ВДА.
– Привет, Аркадий Иванович! Твой Антон просто превратился в огромную корову. А где твой кот? Боитесь выводить его вместе с догом?
И тут обсудили кое-что – от Бисмарка до насморка, не забыли и о сложных взаимоотношениях кошек и собак и об их соперничестве в завоевании хозяйской любви.
Черный кот между тем спесиво посматривал на Антона, распустившего язык, и всем своим видом оскорблял: хоть ты
