Уже проснувшись и успокоив отчаянно бьющееся сердце, я поняла, что это был всего лишь сон. Развитие истории может пойти по этому пути, а может и не пойти. В конце концов, все зависит только от нас…
2 июня 1904 года, вечер. Санкт-Петербург, Петропавловская крепость.
Капитан СИБ Евгений Петрович Мартынов.
За захват всей верхушки эсеровской боевки царь Николай, ни много ни мало, поздравил меня капитаном имперской безопасности, что на наши деньги означает майор ФСБ. Таким образом, в табели о рангах я поднялся сразу на две ступени и официально стал «высокоблагородием». Сергей Васильевич (Зубатов) был повышен на одну ступень с надворного советника до полковника СИБ, что тоже означало признание его заслуг со стороны царя. Правда, этот успех ничуть не примирил его с Плеве, который по-прежнему смотрел волком на своего бывшего подчиненного, несмотря даже на выволочку, полученную за это непосредственно от государя-императора. Вячеслав Константинович был сильно обижен за то, что по нашей наводке его громоздкое и неуклюжее суперминистерство подверглось значительной вивисекции, которая должна будет облегчить ему выполнение основной функции по поддержанию общественного порядка и борьбе с уголовной преступностью. Уголовный розыск – это их все.
Для этого из ведения МВД была изъята вся политическая деятельность, включая разрешение и запрещение газет, журналов, политических партий, профсоюзных и общественных объединений. В тоже время мы, то есть Имперская безопасность, тоже не стали брать на себя обузу заниматься этим мартышкиным трудом. Наше дело – бандиты (то есть ОПГ), террористы и те деятели от политики, что мечтают изменить государственный строй насильственным путем. Пусть по формально определенным правилам разрешает Минюст, а запрещает (причем раз и навсегда), лично государь-император. Мы только можем выдать заключение, обосновывающее вредоносность или безвредность той или иной организации; а тот запретительный зуд, которым обычно страдают люди вроде Плеве, штука опасная и может привести к весьма неприятным последствиям.
Но это теперь уже не наше дело. В настоящий момент наша главная с Сергеем Васильевичем задача – извести под корень эсеровскую боевку. Вот уж где никакие меры не будут излишними. Это, конечно, не такие террористы, какими в нашем будущем были Басаев, Хаттаб и прочие, но разница между ними не столь значительна, как кажется. И те, и другие мечтали террористическими методами обрушить российское государство и вызвать хаос, в котором должны погибнуть миллионы. Вся разница между ними на самом деле в том, что террористам начала двадцать первого века было уже почти нереально добраться хоть до каких-нибудь важных политических и государственных деятелей. Большевики, которые были знакомы с террором не понаслышке (хоть сами его и не практиковали), уже на первом этапе существования советской власти поставили дело охраны своих вождей на такую недосягаемую высоту, что ловить там террористам было нечего. И, как говорится, мастерство не пропьешь. Демократия демократией, а «девятка» по-прежнему бдит. Вот и пришлось борцам за бандитское вольное счастье разворачивать террор против обычного мирного населения, лишая, таким образом, себя его поддержки.
Но здесь и сейчас, в начале века, все совсем не так. Отношение к террористам в так называемом «обществе» – терпимо-либеральное, как к забавным экзотическим зверькам, а на нижних этажах социальной пирамиды, где люди жаждут конкретно понимаемой справедливости, они получают полное понимание и поддержку. С террористами и революционерами якшаются элитные рафинированные либералы (вроде Гиппиус и Мережковского) и представители крупного бизнеса вроде Саввы Мамонтова. Всем этим людям кажется, что стоит снести проклятый царский рэжим – и настанет им всеобщее счастье. Ага, ща-з-з-з! Настанет, как же – но только не счастье, а такая хрень, которую мы в нашей истории проходили с восемнадцатого по двадцатый год.
Другие, не столь наивные, вроде иностранной агентуры и доморощенных чиновников-интриганов, просто используют террористов в своих интересах. Первых понять можно. Им же в этой стране потом не жить, и их единственное желание в том, чтобы она горела синим пламенем с четырех концов. Но совершенно непонятно, о чем думают чиновники и самые элитные аристократы, играющие со спичками возле бочки с порохом. Сегодня они «заказывают» террористам своих конкурентов, а завтра «заказывать» будут уже их. У таких вот Лопухиных и Рачковских мозгов меньше, чем в ляжке у кузнечика. А потом придут пока никому не известные большевики и поставят к стенке и тех, и других, после чего примутся строить из красного кирпича собственную Империю.
Но это будет потом, если вообще будет, а мы живем сейчас. И в этом сейчас нашим самым главным подарком стал захват Азефа, который был очень хорошо известен полковнику Зубатову. Фактически первые несколько дней после ареста мы занимались только им и Лопухиным, оставив Савинкова с остальными на «потом». При этом мы с Сергеем Васильевичем поделили между собой обязанности. Он в штатском, такой домашний и интеллигентный, обращающийся к подследственным на «вы», был добрым следователем. Я же – как водится, в отглаженном до хруста мундире, коротко стриженный под бобрик, с холодными и жесткими манерами кадрового военного – соответственно, был злым. Сработало это на всех, кроме Азефа. Он, едва очухавшись от контузии, которую неизбежно вызывает шоковая граната, сразу начал нам хамить, угрожая гневом некоего высокого покровителя.
Тогда мы с Сергеем Васильевичем спустили этого деятеля отечественного террора в подвал, где еще с петровских времен находились настоящая пыточная камера, укомплектованная всем положенным инвентарем. При этом, когда мы вошли внутрь, в очаге у дальней стены горел жаркий огонь, в жаровнях докрасна калились инструменты, у противоположных боковых стен стояли две смазанные и приведенные в готовность дыбы, а голые по пояс мускулистые палачи в кожаных фартуках пили ледяной квас, ибо жара внутри пыточной стояла как в аду. Почти сразу туда же надзиратели привели и «высокого покровителя» – то есть господина Лопухина. Этот деятель был бледен как смерть. Он-то у нас подольше, так что уже знает, что для имперской безопасности нет ничего невозможного в моральном смысле и почти ничего в физическом.
– Итак, господа, – сказал я этим двоим при гробовом молчании полковника Зубатова, – вы оба выиграли приз. Сегодня вас ждет романтическая очная ставка в самой настоящей пыточной камере, оборудованной по стандартам времен Петра Великого и Анны Иоанновны. Вы испытаете
