Ольга, которая больше наблюдала не за ракетным стартом, а за тем, как реагируют на него окружающие, отметила спокойную гордость Одинцова и Дарьи, жадно раскрытые глаза господина Лендстрема, и раскрытый в удивлении рот Сандро, в углу которого повисла так и не зажженная папироса. В этот момент вечно самоуверенный муженек драгоценной сестрицы Ксении выглядел так комично, что Ольге вдруг захотелось, чтобы Дарья сфотографировала его в таком виде своим телефоном. Можно было бы показывать это фото друзьям и знакомым и рассказывать, при каких обстоятельствах оно было сделано. Сама Ольга сумела скрыть внешние проявления своего удивления. Потом она устыдилась своего желания, но от этого оно никуда не пропало, только стало более острым.
Вскоре вслед за первой ракетой стартовала вторая, на другом корабле – и все повторилось сначала; и опять Александр Михайлович не смог прикурить свою папиросу. Потом огненный клубок снова полыхнул на первом корабле – и еще одна ракета ушла к цели; потом – опять на втором и снова на первом; и так, пока все двенадцать ракет не легли на курс к цели. В тот момент, когда последняя ракета выходила из пускового контейнера, первая была уже на подходе к цели. Подлетное время – всего сто двадцать секунд. Если на британских кораблях и заметили зарева стартующих ракет, то понять, что это такое, и испугаться времени у них уже не было.
А отстрелявшиеся «Иней» и «Мороз» выбрали якоря и, запустив дизеля, направились к выходу из внутреннего рейда – на случай, если понадобится устранять недоделки при помощи пушечного вооружения.
тогда же. 30 километров юго-восточнее островов Эллиота, окрестности островов Блонд, британская эскадра.
На британских кораблях вспышки заметили. Зарево, заливающее вспышками полгоризонта, лично наблюдал и вице-адмирал Жерар Ноэль, который принял их за вспышки залпов орудий береговой обороны. Но поскольку артиллерийский огонь на дистанции двухсот кабельтовых считался в принципе невозможным, то его рутинерский ум не принял эти вспышки на свой счет. Но если бы даже и принял, что тогда? Он уже завел свою эскадру в пасть зверя, и уже не было никакой возможности избежать предназначенного ей уничтожающего удара. Крылатая смерть, оставляя за собой белые дымные хвосты, приближалась к ней стремительно и неотвратимо.
Были бы это выпущенные залпом ракеты «старших» комплексов П-500 «Базальт», П-700 «Гранит» или П-1000 «Вулкан» – ракеты сами бы распределили между собой цели, «договорившись», кто и кого бьет. Более того, из всей «стаи» была бы выделена ракета-наводчик, которая летела бы по высокой траектории и за счет лучшего обзора распределяла цели. Но П-120 «Малахит» не имела таких возможностей. Даже при массовом пуске никакой «стаи» не существовало, и каждая ракета была сама по себе. Алгоритм, заложенный в автопилот и головки самонаведения, предусматривал атаку самой массивной цели во вражеском ордере – линкора или авианосца, чтобы множеством тяжелых ударов забить, запинать, затоптать под воду массивного плавучего монстра, не обращая внимания на мелкие корабли эскорта.
Для того, чтобы по этой свой привычке ракеты не навалились разом на какой-нибудь один злосчастный броненосец, обделив вниманием остальных, в инерционные системы самонаведения каждой из них был введен индивидуальный маршрут полета (благо запас по дальности был с избытком). Широко развернув строй фронта на первом этапе, в определенной точке полета (у каждой такая точка была своя) ракеты должны были закладывать вираж и атаковать ордер британской эскадры со всех сторон сразу (ну или почти сразу).
Головная ракета – та что была выпущена первой – приближалась к британской броненосной колонне со стороны левой скулы. Именно она первой «увидела» флагманский британский броненосец «Глори» и взяла его на заметку. В условиях отсутствия противодействия постановкой радиопомех и огнем мелкокалиберной зенитной артиллерии задача поражения броненосца была простой, как на полигонных испытаниях. Не долетая до цели примерно пяти кабельтовых, ракета стремительно взмыла вверх и, перевернувшись через крыло, вошла в отвесное пикирование. При этом управление на последнем этапе полета передалось тепловой головке самонаведения, которая и воткнула более чем трехтонную ракету на скорости девять десятых Маха аккурат между близко расположенными трубами британского броненосца. Помимо удара в палубу (самый ценный элемент любого авианосца) главная фишка этого маневра заключается в том, чтобы угловая скорость атакующей ракеты относительно корабля-цели была больше, чем механические возможности наведения автоматов МЗА. Ведя непрерывную стрельбу, они, постоянно запаздывая, будут пытаться поймать ее в прицел – ровно до того момента, когда станет уже окончательно поздно.
Тут не было никаких автоматов МЗА, но ракета все равно отработала этот маневр. Проломив за счет инерции и продолжающего работать ракетного двигателя обе бронепалубы (два дюйма и дюйм экстрамягкой никелевой стали, соответственно), а также попутно разворотив дымовые коллекторы (что было уже сущей мелочью), ракета «Малахит» с ободранными крыльями и свернутым набок головным обтекателем все-таки прорвалась в котельное отделение. Взрыв фугасно-кумулятивной боевой части (восьмьсот килограммов в тротиловом эквиваленте) был страшен. Дополнительную ярость ему придали восемьдесят процентов недогоревшего твердого ракетного топлива, которое, помимо всего прочего, сразу вызвало в котельном отделении и близлежащих угольных ямах сильнейший пожар.
От немедленной гибели броненосец спасло только то, что кэптэн Картер знал свое командирское дело на отлично, и такого разгильдяйства, как открытые без крайней нужды клинкетные двери, в походе не допускал. В противном случае броненосцу «Глори» грозила бы судьба линейного крейсера «Худ», который из-за попадания немецкого снаряда в один из зарядных погребов из-за этих самых открытых клинкетных дверей в считанные секунды сгорел изнутри, разломился на три части и затонул. И все равно это была только отсрочка, а не спасение. Взрыв боеголовки повредил силовой набор и выбил со своих мест часть заклепок, через отверстия от которых (а также в щели между разошедшимися листами обшивки) внутрь стала поступать вода. С этого момента время жизнь броненосца стала исчисляться даже не часами, а десятками минут.
Вице-адмирал Ноэль, который только что, открыв рот и задрав голову, наблюдал за стремительным и смертоносным полетом ракеты, в момент
