По очевидным причинам светить мое имущество было полным идиотизмом. Наиболее вероятно, прикончить меня пытались только из-за одного имущества и ничего более. Будь я голодранцем на деревянном плоту, мне, вполне вероятно, еще и денег на берегу подкинули, на первое время. И даже штаны какие-нибудь дали от щедрот.
По данной причине мне нужно было устраивать тайник – благо песчаные грунты давали тому отличные возможности, даже при помощи одних только рук, деревянного ведра, деревянной лопаты и трофейных ножей. Железных лопат на рыбацкой заимке, на которую меня привезли убивать, разумеется, не нашлось. Как, впрочем, и деревяшек с железной оковкой.
В общем и целом, пряча основную массу своих привлекающих нехорошее внимание ликвидов в лесу и маскируя тайник, я провозился до темноты. Идти куда-либо в темноте было глупо, и в результате я заночевал в домике убиенных, устроив себе отличный ужин. Благо сухпай эти твари не успели сожрать.
Жалел ли я, что связался с нашим государством и плотно перекрученным с ним олигархатом? Ни чуточки. Возможности, которые у меня тут открывались, в миллионы раз превосходили возможности рядового земного отставника. И имелись немалые шансы увеличить их еще больше. Например, навязав сотрудничество с родной конторой на своих условиях – а не хитрожопых кураторов, что меня ожидало ранее. Для этого мне нужно было всего лишь заметно подняться, что при отмечаемых при работе в этом мире проблемах в значительной мере вывело бы меня из списка расходного элемента. Для этого у меня были пятнадцать лет, которые я взял у Хейена взаймы. Все, что при этом мне было нужно, – не дать себя ухайдакать. А как выживать в Бир-Эйдине, я мог подумать и завтра.
Я нежно погладил рукоять лежащего рядом двуручника и практически мгновенно уснул. Завтра меня ждал город. И начало больших перспектив. Или безвременной кончины.
Глава VI
Под колесами телеги скрипел щебень. По обочинам дороги, отмечу – отличной, здорово смахивающей если не на современную мне гравийку, то на те, что видел на фотографиях и рисунках римских, включая те, что в Крыму, который теперь наш, стоял лес, пели птички и порхали бабочки. В общем, цвела красота и беззаботность. Лес, кстати, чем-то напоминал Германию, с чистотой, прореженным подсадом и полным отсутствием сушняка.
Старик, охотно согласившийся подвезти меня до Бир-Эйдина, найдя свободные уши, трепался не останавливаясь, делом доказывая древность таксистского менталитета. Небольшой деревенский обоз, на одну из телег которого я приземлился, следовал на городской базар с грузом уложенных в мешки и корзины фруктов, огурцов, репы, прочих овощей, клеток с птицей и тому подобного, а также вел с собой десяток голов крупного рогатого скота. Коровы и телята предназначались к продаже на мясо и следовали своим ходом по отсутствию холодильников. С семью телегами выдвигалось полтора десятка вооруженных аборигенов, продать товар и прикупиться на том же рынке. С оружием – для избежания характерных для большой дороги случайностей.
Встреченные крестьяне, в отличие от убитых рыбаков, в массе были похожи на этакий «балканский» тип – среднего и немного выше среднего роста брюнеты с темными глазами и без малейших сомнений светлой, несмотря на загар, кожей. Северные итальянцы, если угодно. Светловолосых была разве что пара человек, а черты греческо-южноитальянского типа нес только один старик, что меня подобрал.
Его крепкий, рослый и светловолосый пятнадцатилетний внук, сопровождавший патриарха в поездке, нес все признаки другого этнического типа и смахивал на деда одними только чертами лица. Парень живыми горящими глазами рассматривал мое оружие, и было видно, что прямо изнывал от любопытства. Я сохранял загадочность, прикрыв глаза и в нужных местах односложно отвечая в ответ на слова старика, изредка направляя движение его речи в нужном направлении. Деда парень перебивать боялся, так что приходилось ему только ерзать и подскакивать на ровном месте, грея уши над разговором.
– И как у вас торговые дела идут с Бир-Эйдином, почтенный Ферокс? Хоть в городе-то не грабят?
Старик противно хрупнул, собирая сопли, и, как верблюд, метнул харчок метра на три в сторону.
– Как не грабят, ваша милость. И грабят и воруют. На улицах, куда ни плюнь – одни мазурики[14]. Днем стража еще бдит, а вот ночью иногда обрадуешься, если в одном исподнем оставят.
По весьма даже очевидным причинам, выдвигаясь к большим перспективам, я предпочел одеться с определенной скромностью. Все ненужное мне на данном этапе имущество, включая бригантный доспех и трофейный меч застреленного колдуна, было спрятано в тайниках первой и второй очереди использования. Являться в город со всем этим барахлом было просто приглашением, чтобы меня убили. Или в лучшем случае ограбили.
В отличие от многих авторов, пишущих про странствующих рыцарей, начиная с совершенно анекдотичного по историческим подробностям «Айвенго» сэра Вальтера Скотта, я точно знал – настоящий рыцарь не может быть одиночкой. Вне зависимости от того, одет он в кольчугу во времена Ричарда Львиное Сердце или в украшенные золотом латы на три века позже. Даже голодранец Дон Кихот в нищей провинциальной Испании не обошелся без Санчо Пансы.
Объяснять, как так получилось, что хозяин доспехов ценой если не в небольшую деревеньку, то пару домов в ней месит грязь на дорожной обочине, мне не хотелось. Хотя бы потому, что я вряд ли бы на эти вопросы ответил. Из тех же соображений временно расстался с мечом колдуна, как бы и ни хотелось его продать. Прежде чем его светить, требовалось разнюхать, что и как. Понять, так сказать, конъюнктуру рынка.
По имевшемуся у меня мнению, в сложных обстоятельствах выживает не тот человек, что как носорог сносит все преграды. Нет, только одна личность, которая зрением пользуется и может встретившееся препятствие обойти, не залезая в лишние неприятности. Иначе говоря, тип, который, прежде чем сунуть куда-то голову, думает, как ее оттуда будет вытаскивать.
Для путешествия в большой мир я оделся в корабельную спецовку, она смотрелось в достаточной степени по-местному. Одежду с трупов снимать не стал. Кольчугу предпочел поддеть вниз. Оружие, наоборот, оставил на виду. Все неотложно необходимые мне вещи сложил в заплечный мешок. Неизрасходованные пузырьки с омолаживающим эликсиром, пистолет, фехтбук и все остальные предметы имущества первой очереди прикопал недалеко от дороги, сложив в сумку из-под аварийного запаса. До очередного приема зелья времени оставалось довольно много, в данном случае требовалось сохранять осторожность еще больше, чем с дорогущим вооружением. Тут как нигде больше работал принцип «подальше положишь, поближе возьмешь».
Образ должен был представлять собой хорошо одетого и вооруженного профессионального солдата благородного происхождения, ищущего найма вследствие возникших жизненных неурядиц.
В Аэроне проблемы дробления поместий поняли вовремя, соответственно теперь кусок владения можно было отжать либо
