Я соскочил с телеги, на ходу перехватывая трофейный арапник с короткой, богато украшенной рукоятью и полуметровым плетеным хвостом, плавно сужающимся к концу с грузом. Мажор, при падении стукнувшийся головой о тележный бортик, вяло шевелился и тряс головой под ногами. Лошадь шарахнулась в сторону. Плечо, несмотря на то, что удар пришелся в кольчугу, ощутимо саднило.
– Повтори, пожалуйста, что ты сейчас сказал? – Сказать, что я был зол, это ничего не сказать. Я был в бешенстве.
– Да ты, ублюдок… Да я тебя… – мажор что-то там хрипел, приходя в себя и капая на дорожную пыль кровью из расквашенного носа.
– Эй ты, холоп, в сторону! – рядом разорялся приятель низверженного типа, коняга приятеля мешала ему подъехать.
– На сук у меня взлетишь! – Дворянчик в достаточной мере опомнился, чтобы попытаться встать на ноги, и неосторожно повернулся ко мне лицом, за что поплатился отличным хлестким, идущим от бедер и разворота корпуса ударом плети поперек лица. Что этим ударом можно оставить человека без глаз, абсолютно не волновало. Медицина здесь, по нашим меркам, отличная, если товарищ имеет достаточно денег для такого поведения, зрение ему восстановят. А если их не имеет, то нечего столь хамски вести себя на дороге. Жертва взвыла, закрыла лопнувшую физиономию руками и завалилась назад в пыль.
Вокруг стало еще тише. Всхрапывали одни лошади.
– Я что-то вас не расслышал, почтенный, вы что-то мне хотели сказать? Может быть, повторите? Или повторить мне?
Замерший на своем гнедом второй мажорчик на несколько секунд оказался в ступоре, из которого его вывел второй удар промеж ушей друга, прямо по щегольской шапочке с торчащим из нее пышным пером.
– Не слышу ответа!
Жертва жалобно выла. Длинные ухоженные волосы на голове, как и лицо, сразу пробило кровью. Плеть была жесткой, охотничьей, а сам удар достаточно тяжелым, чтобы рассечь кожу даже сквозь сбитую ударом шляпу.
– Руби скотину! – придя в себя от изумления, завопил товарищ избитого и, дав шенкеля, отправил коня вперед, сразу склоняясь, чтобы секануть меня с левой руки.
Вот только встречный удар арапником промеж глаз коня ему в таком случае следовало предусмотреть. Несчастный жеребец с жалобным ржанием взвился на дыбы и сбросил не ожидавшего такой подлянки всадника.
Хотя надо сказать, что бить коня по морде было опасно. Он чуть не разбил мне голову копытами. Однако чуть в таких делах не считается, поскольку я увернулся, а вот избитый мною мажорчик нет, попав лошади под копыта вместо меня. Только косточки хрустнули, и кровь с мозгами на дорогу и копыта брызнула. Как-то сразу поверилось, что такого удара окованным копытом по черепу ни один человек пережить не сможет.
Потенциальных оппонентов оставалось четверо, так что я, отскакивая назад, прихватил из телеги цвайхандер. Тем более что и взбесившийся жеребец мог попытаться добить своего обидчика. Кони умные. Старый Ферокс, что, сидя на облучке, следил за наступающей драмой, подумал о том же самом. Дед молниеносно сиганул с телеги на противоположную сторону, таща за собой внука за шиворот.
Однако оставшиеся без хозяев лошади оказались куда умнее, чем я считал, ибо рванули назад, а не вперед, к мечу и арапнику. И в результате я злобно ухмыльнулся пытающемуся встать и проклинающему меня дворянчику, сбрасывая с «рогов» меча шлевки ножен.
– Руби меня. Ведь запорю, скотина!
– Убейте его, убейте!
Вообще, я надеялся, что меня атакуют на лошадях. Ограниченное пространство, практически двухметровой длины оружие – всадники вряд ли бы могли реализовать свои возможности. А вот я – как раз наоборот.
Однако не прокатило, все трое спешились, не обращая внимания на рванувших к нам стражников, которые, впрочем, вслед за покойным мажором тоже попали под лошадей, причем один вовремя смешался с разбегающимися людьми, а вот второй чудом не попал под копыта все того же гнедого.
Что ж, я особо не переживал. Для того чтобы лишить врага возможности безнаказанно зайти за спину, мне нужно было лишь отступить еще на пару-тройку шагов назад. К середине мостика. Далее их в принципе можно было и не убивать, ждать, когда вмешается стража.
Вот только стража вмешиваться не собиралась. А вот рухнувший с коня урод все требовал и требовал меня, как можно быстрее, прикончить, зарубить, вспороть живот и так далее. К его чести, не оставшись отлеживаться в стороне, но на волне ненависти, хромая, присоединившись к слугам на второй линии.
В общем, как бы я не хотел лишней крови, выбора мне не оставили. Играть в пацифиста и жалеть их я в данной ситуации не собирался, причем главной задачей в развитии этой стычки становилось прикончить второго мажора, чтобы не оставлять за собой желающего отомстить врага. Раз уж представился такой случай. А значит, действовать надо было быстро.
Первая пара атаковала меня совместно, однако с легкой несогласованностью, чем я и воспользовался. Зашел со стороны правого противника, вертикально взмахнул мечом, даже не надеясь его достать – тот грамотно ушел в сторону, – и я в низком «копейном» выпаде пропорол живот дальнему, открывшемуся противнику, тут же спрятавшись за свой лом и сбросив влево удар перешедшего в контратаку первого телохранителя. Далее последовал проходной шаг назад, с мощнейшим рубящим ударом наискось из левой верхней четверти на разрыве дистанции.
Будь парень каким-нибудь кунфуистом, он бы, возможно, и увернулся – сделав сальто или встав в мостике. Но кунфуистом он не был. Все, что у него получилось, это рефлекторно попытаться прикрыться. Причем даже не своим палашом, но практически голым предплечьем – у кольчуги были короткие рукава, предплечья защищали одни только кожаные наручи. Рука отлетела, как полено от чурки, а двуручник, словно этого не заметив, врубился в шею до позвоночного столба включительно. Покойник плеснул кровью и махровым полотенцем стек с меча наземь.
Два шага вперед, взмах двуручником – и зажимающий живот раненый успел только вскрикнуть. Переход в атаку оставшейся двойки, запаниковавший воин в коже выматерился, вскрикнул и шарахнулся назад, наткнувшись спиной на еще более напуганного мажора. Тот, может быть, и решил пересмотреть свою позицию в нашей склоке, но не успел сообщить о том миру. Но хотя бы попытался поставить блок, чего при длине рычага и массе цвайхандера, естественно, не получилось.
Последний слуга, увидев рядом еще одну расколотую голову, оказался способен только на беспорядочные взмахи мечом, что, собственно, его и погубило. Я на рефлексах проснувшейся кровожадности поймал его фальшион на клинок, сбросил в сторону и с потягом горизонтально резанул по шее. Хвати у него ума побежать, я бы его не преследовал. Слуга мне уже совершенно не угрожал. Человека убил один только страх. Его собственный. И проснувшаяся в пылу схватки моя бессознательная кровожадность.
Весь бой,
