Татары проехали прямо под ними. Туда и обратно. Стрелок в волчьей шкуре со вздохом облегчения ослабил натянутую тетиву. Вытер пот со лба:
– Пронесло вроде…
Сильно углубляться в заросли разведчики не стали. Порыскав среди деревьев и убедившись, что засады у дороги нет, вернулись к тракту. Сторожевой отряд отправился дальше, а на большаке появились основные силы кочевников. Гул барабанов стал громче.
Глава 30Первыми ехали, перегородив весь тракт от обочины до обочины, легковооруженные лучники и копейщики в войлочных шапках, с круглыми щитами, плетенными из прутьев и обтянутыми кожей. На некоторых копьях покачивались конские хвосты. Бунчуки, надо полагать.
За легкой кавалерией следовали воины в пластинчатой броне и стальных шлемах. Эти, помимо луков и пик, были вооружены кривыми саблями, да и щиты их поблескивали металлом. Лошадей тяжелой монгольской конницы тоже прикрывали обшитые железной чешуей доспешные попоны и стальные налобники на всю морду.
– Татарские паны, – процедил дядька Адам. – Языческие витязи. Вроде наших дружинников и рыцарей.
Бурцев прильнул к просвету между еловыми лапами. Рыцари, значит? По вооружению татаро-монгольские «паны» практически не уступали гордой польской шляхте, а кое в чем и превосходили ее. Сравнить хотя бы надежный панцирь знатного кочевника и кольчужную рубаху Освальда… Сравнение, пожалуй, не в пользу последней.
Так, а это что за чудо? В ряды панцирной кавалерии затесалась неказистая фигурка маленького седовласого старичка. Бездоспешный, безоружный, в длинном халате, с желтым гепатитным лицом, он казался заплутавшим среди грозных воинов путником. Однако сами воины относились к дедку с почтением и подобострастием. Неужто главный?
Э, нет. Главный – другой.
– Вон там, видишь? – подсказал дядька Адам. – Ну, вон же, в самом центре дружины. Тот, который с лисьим хвостом на шлеме, сидит – не шелохнется.
Вот теперь Бурцев увидел. Всадник в богатых одеждах и дорогих изукрашенных доспехах, с саблей на боку. Надменно поглядывает из-под шлема, отороченного мехом и украшенного хвостом чернобурой лисицы. На груди верхового поблескивала серебряная пластина в ладонь величиной.
– Голову на отсечение – татарский князь это или воевода, – дядька Адам нервно теребил тетиву лука. – Сшибить бы его сейчас, так нельзя ведь. Татары за одну мою стрелу весь лес перевернут. И себя погубим, и пана Освальда тоже. Племя Измайлово нас в два счета переловит. Или не переловит? Как думаешь, Вацлав?
Вопрос риторический – дядьку Адама ничуть не интересовало мнение соседа по ветке, так что Бурцев промолчал. А волчьешкурый лучник уже щурился, прикидывая расстояние до цели…
– Эх, кабы спросить дозволения у пана Освальда, сшиб бы, как пить дать сшиб!
До «князя» метров триста. Солидная дистанция. Даже из «калаша» не каждый поразит цель с такого расстояния одиночным выстрелом, а тут лучник сказки рассказывает. Бурцев позволил себе усомниться в словах бородача, но тот лишь презрительно скривил губы.
– Я с отцом белок в глаз стрелой бил, когда ты, Вацлав, еще мальцом голозадым по мамке ползал.
Но тут дядька Адам ошибся, конечно. Когда он начинал белковать, Бурцева вообще-то и в помине не было. Равно как и его мамки. И отца, и деда, и прадеда.
Пальцы партизана все не отрывались от тетивы. Видать, большой соблазн для лучника…
– Сшибить-то можно, – тихонько рассуждал бородач. – Эвон – у супостата лицо открыто. В глаз бей, как ту же белку, и наверняка будет. Только разить нужно сразу – первой же стрелой, иначе дружинники прикроют щитами…
Бурцев снова подивился оптимизму пожилого стрелка.
– Я, кстати, и тебе, Вацлав, в глаз целил, когда вас с княжной в лесу нашел. В правый глаз, – уточнил дядька Адам. – Дернулся бы – там бы и лег.
Бурцеву стало не по себе. Поддерживать дальнейший разговор не хотелось.
Стрелу дядька Адам так и не выпустил. Дружина знатного кочевника неспешно проехала мимо. На дороге появилась еще более диковинная процессия. Впереди на флегматичных коньках двигались барабанщики. Немного – с полдюжины. Но шум, который они производили, мог бы сделать честь полковому оркестру. У каждого по обе стороны седла приторочено по тамтаму, похожему на гигантский шлем. Остроконечный, перевернутый, туго обтянутый кожей.
Оружие «музыкантов» болталось за спиной. В руках – огромные колотушки. Этими «барабанными палочками», которые можно использовать в качестве дубин для Божьего суда, всадники монотонно лупили по натянутой коже тамтамов.
Бр-р-рум-бам-п! Бр-р-рум-бам-п! Бр-р-рум-бам-п! Ритм однообразный, неизменный и завораживающий, словно на ритуальных плясках шаманов. Барабанщики задавали темп идущей позади толпе пешцев. Кто это там? Мужчины и женщины. Оборванные, грязные.
Пленные! – догадался Бурцев. Он чуть пригнул ветку, закрывавшую боковой обзор. Среди них ведь может оказаться и Аделаида!
– Спрячь голову, дурень! – шикнул над ухом бородач. – Хочешь, чтоб тебя татарин как шишку стрелой сбил?
Отпущенная ветка упруго поднялась, хвоя царапнула по лицу. Снова довольствуйся, Васёк, редкими просветами в колючей и пахучей зелени.
Пленники шли не просто так. Разбитые на группки, они тянули тяжелые деревянные конструкции, уложенные на колесные платформы. Кое-где вместе с людьми были впряжены медлительные быки и тощие лошадки. Вероятно, скотину, как и людей, кочевники пригнали из окрестных деревень или с разгромленных обозов.
Вообще-то татаро-монголы вели с собой целый табун загонных[7] лошадей. Но степных скакунов кочевники берегли для боев, а в качестве основной тягловой силы предпочли использовать пленных.
Конные барабанщики синхронно поднимали и опускали колотушки. И сотни ног послушно поднимались и опускались в заданном ритме.
Бр-р-рум-бам-п!
Шаг-два.
Бр-р-рум-бам-п!
Левой-правой.
Между упряжками сновали надсмотрщики, плетьми погоняя нерасторопных.
Аделаиды среди полонян не было.
– У-у-у, злыдни… – прошипел дядька Адам. – Людей, как скотину, гонят.
– А как тут у вас принято с пленными обращаться? – поинтересовался Бурцев.
– Если пленник знатный – напоить, накормить и в темницу – пока родня выкуп не привезет. Если не знатный… таких в полон не берут – незачем.
– Отпускают?
– Чего ради? Порешат на месте – и дело с концом. Но то ж мы, а то они – татарва проклятущая.
Бурцев не уловил логики в рассуждениях дядьки Адама и предпочел сменить тему:
– А что это они тащат-то – на телегах?
Ни на степные кибитки, ни на переносные шатры тяжелые деревянные рамы и грубо отесанные бревна не походили.
– Ясно что. Пороки. Вон видишь бревно… Тараном будет, не иначе. А вон там – черпаки деревянные, вроде ложек, только большие – это чтоб камни метать. Вот подвезут татары это добро к Вроцлаву, соберут адовы машины да начнут бить, покуда стену или ворота не порушат. Видно, изгоном взять город не удалось – так теперь к осаде готовятся.
Бр-р-рум-бам-п! Бр-р-рум-бам-п!
Осадные орудия татаро-монгольского воинства медленно ползли по польскому тракту.
Глава 31…– Много, очень много, – отвечая на вопрос Освальда, дядька Адам сокрушенно качал головой. – Одной дружины у татарского князя десять раз по десять будет. А легких воинов да простых стрелков-лучников
