Зато преследователи старались, что называется, и за себя, и за того парня. Палили во все стороны и перли по лесу, будто стадо носорогов – ходить по нему они умели куда хуже Костина. Но след, вот незадача, упорно не теряли, то ли пользовались каким-то поисковым оборудованием, то ли, что вероятнее, хотя бы одного толкового следопыта в своих рядах сумели отыскать. Может, не будь с ними раненого, беглецы бы и оторвались, но сейчас их шансы выглядели призрачными.
Откровенно говоря, Костина подобные нюансы беспокоили сейчас в последнюю очередь. Наплевать и забыть. Его абсолютно не волновали ни судьба беглецов, ни их взаимоотношения с теми, кто шел по следу. У лейтенанта была своя дорога, своя задача, да еще и груз на шее в лице недотепистой испанской штурманессы. Которую, кстати, по хорошему стоило бы… нет, не бросить, своих не бросают. А вот оставить с Марией так уж точно стоило. Одному было бы проще. Увы, хорошая мысля приходит опосля. И вмешиваться вдобавок к собственным проблемам еще и в чужую войну Костин не собирался категорически.
У него оставались вполне неплохие шансы на то, что все это безобразие пройдет мимо него. Беглецы ломанулись по дороге, хотя, на взгляд Костина, это было глупостью несусветной. Те, в принципе, и сами это поняли, вновь свернув в лес, но уже в стороне, а буквально через минуту на дорогу вывалилась группа мордоворотов, состоящая, как это сразу понял лейтенант, из соплеменников Мурада. А кем еще, спрашивается, могут быть бородатые неряшливые мужики в камуфляже, радостно вопящие что-то на своем языке? Вариантов, как говорится, немного. Правда, у этих была невооруженным глазом видна примесь негритянской крови… Да какая там примесь! Двое вообще черные, как обувной крем. Наверное, с какой-то другой планеты, их в Союзе исламских государств до хрена и больше, ну да какая разница. Гортанно перекликаясь на своем дурацком языке и весело переругиваясь, они бодро потрусили следом за испанцами, причем, судя по поведению, один из этих молодчиков и впрямь был следопытом. И они прошли мимо…
Сзади хрустнула под ногой ветка. Костин повернулся, выругался мысленно, надеясь, что обойдется. Что в лесу достаточно звуков. Что враги оглушены собственной пальбой. Но один все же повернулся, и… И, в общем-то, все.
Каталина – а у кого еще хватит мозгов крутиться, где не просят, да еще хрустеть ветками – была одета в рабочий комбинезон. Второго десантного на «Стилете» просто не оказалось. И торчала она в своем черном одеянии на фоне снежно-белых стволов местных деревьев, как хрен посреди грядки. В свете этого дальнейшее развитие событий уже совершенно не зависело от желания или нежелания Костина влезать в абсолютно ненужную ему драку и приобрело характер чисто тактических действий.
Разумеется, учили его не так, как суперменов из десанта, но все равно на совесть. Космонавт, особенно универсал, специалист ценнейший, подготовка его стоит дорого, и обидно будет потерять такого кадра из-за того, что кто-то не научил его стрелять. Вот и учили, а теперь, в кои-то веки, пригодилось. Костин ни на секунду не терял контроль над ситуацией, помнил, что к карабину всего один неполный магазин, а также о том, что на такой дистанции, как сейчас, пистолет удобнее длинноствольного оружия. Штатной офицерской «гюрзой» он и воспользовался, благо кобуру расстегнул заранее, и получилось в результате очень неплохо.
Тот, который обернулся, умер прежде, чем успел крикнуть, хотя рот открыл еще до того, как лейтенант извлек пистолет. Остальные начали понимать, что в этой песенке что-то не так, лишь после того, как упал с разбитым черепом третий. Ну а выстрелил и вовсе только один, в белый свет, как в копеечку. У Костина создалось впечатление, что он даже не видел, кто и откуда их убивает.
Держа наготове оружие, он выбрался из своего импровизированного укрытия, пригибаясь, подбежал к лежащим на дороге телам. Жив был всего один, с пулей в животе, и Костин добил его выстрелом в голову, остальные даже не шевелились. Сзади хрипло дышала, глядя на происходящее, Каталина. Даже пистолет не достала, из пальцев, что ли, стрелять собралась? Накатила мгновенная волна злости, которую, впрочем, удалось быстро задавить. Но, видимо, на лице что-то осталось, потому что девушка испуганно побледнела и сделала шаг назад. Это, как ни странно, вызвало приступ странного, неожиданного веселья. Надо же, покойников не боится, а его испугалась. Хотя, с другой стороны, это у нее не первый бой, она по живым мишеням стрелять начала даже раньше самого Костина, еще на своем корабле. Имперских же офицеров, особенно разгневанных, следует бояться всегда и везде, в этом она, безусловно, права. Костин улыбнулся собственным мыслям и с удивлением обнаружил, что злость прошла, будто ее и не было. Ладно, профилактический втык спутнице он сделает потом, когда они отсюда уберутся, а сейчас есть дела поважнее.
Каталина Мартинес
Когда Костин ушел от пикапа, Каталине разом стало неуютно. Она, оказывается, успела за это время привыкнуть к спутнику, ехидному, пошлому, неотесанному, как, по слухам, многие русские, но притом готовому оторвать голову тому, кто посмеет косо на нее посмотреть. Вот так. Едва ли не впервые с того момента, как она ушла из родительского дома и окунулась во взрослую жизнь, Каталина чувствовала себя защищенной. Даже здесь, на чужой, занятой врагом планете страха не было, но стоило русскому уйти – и навалилось ощущение, что она осталась с этой планетой один на один. И это притом, что он всего-то в сотне метров.
Откровенно говоря, привыкшая быть честной сама с собой, Каталина понимала, что Костин просто очень похож на ее первую серьезную, но в то же время платоническую любовь – капитана Мигеля Карраско. Не внешне, здесь как раз наоборот. Капитан был высокий, темноволосый, широкоплечий, в общем, красавец мужчина. Костин невысок, даже ниже ее, и видом напоминал танк, которому зачем-то приделали ноги. Нет, тут дело в другом. Просто оба этих человека относились к стремительно вымирающему в Европе виду тех, кого принято называть настоящими мужчинами. И поведенческие реакции у них были
