Эмир зло выругался. Костин пожал плечами:
– А вот это ты зря, зря… Проигрывать тоже надо уметь достойно.
– Да какое у них достоинство? – влезла в разговор Каталина, аккуратно переворачивая уже слегка пережарившееся мясо над углями. – Они же не мужчины.
Эмир повернулся к девушке и сказал ей… Ну, точный перевод Костин не знал, хотя бы потому, что не владел языком, но смысл понял моментально. С такой экспрессией говорят лишь строго определенные слова и выражения. Зло усмехнувшись, он взял эмира за плечо и сдавил так, что еще немного – и кости пленного разлетелись бы на куски. А потом с милой улыбочкой ввинтил ему кулак в печень, от чего эмира сложило пополам, и очень проникновенно, можно сказать, вежливо прошипел:
– Значит, так, лесбиян. Я тебе не идиот и не европеец, толерастией не страдаю. Еще раз вякнешь на мою женщину – просто удавлю. Понял, морда бибизьянья?
Араб кивнул, причем с такой скоростью, что стало ясно – своя жизнь для него ценнее понятий о месте женщин в окружающей действительности. Тем не менее, еще один удар, на сей раз в ухо, Костин ему для профилактики и собственного удовольствия прописал. Увидев сочащуюся по щеке эмира струйку крови, лейтенант удовлетворенно кивнул:
– Оглох? Ну, вот и ладушки. Так что относимся к женщинам вежливо и деликатно, как и все цивилизованные люди. А кто не все – того я пристрелю.
Когда злобный русский закончил свою лекцию о неравноправии полов и вернулся к костру, мясо еще не успело окончательно сгореть. Бросив на сидящих под деревом (и намертво к нему привязанных) арабов презрительный взгляд, Костин с удовольствием продегустировал на скорую руку сделанный шашлык и остался удовлетворен результатом. Чуть позже Каталина, которой, похоже, кусок в горло лез сегодня с заметным усилием, отложила недоеденную порцию и осторожно спросила:
– Слушай, а зачем ты им это сказал?
– Что именно? Про уважение к женщинам? – не переставая жевать, уточнил Костин. – Так ведь это нормально, что думаю, то и говорю, – и, немного смутившись, честно признался: – Жаль только, у самого не всегда получается соответствовать.
– Да я не про то, – Каталина тоже выглядела донельзя смущенной. – Ты им сказал, что я – твоя женщина.
– А, ты про это, – махнул рукой лейтенант и понимающе усмехнулся. – Не бери в голову, просто как бы вся эта восточная шелупонь не кичилась древностью своей истории и культуры и не трясла портянками предков, по сравнению с которыми все наши достижения выглядят новоделами, на проверку большинство из них редкие примитивы. Поэтому для того, чтобы они поняли серьезность момента, аргументация тоже должна быть простой. А что проще чувства собственника? Меня они боятся, а в свете этого на тебя рот открыть тоже не посмеют. Так что не переживай, требовать заявленное под ближайшим кустиком я с тебя не собираюсь. Не собаки, как-никак.
– А…
– А вот если в цивилизованных, комфортных условиях, на шелковых простынях… Да не красней ты так, шучу.
– Ну и шуточки у тебя!
– Какие уж есть. Я тебе не профессор изящной словесности. И вообще… Не знаю даже, что мне больше нравится – собирать грибы или просто медленно бродить по лесу с ножом в руке.
– Это ты к чему?
– Да к тому, что ужин кончается и пора нам поговорить с нашими… товарищами арабского происхождения. Так что смотри сама, будешь ли присутствовать – зрелище может выйти неаппетитное.
– Я, пока с тобой болтаюсь, и не такое видела.
– Ну, раз крови не боишься, то пошли. Впрочем, надеюсь, они не будут запираться. А то результат может травмировать мое чувство прекрасного и тонкую душевную организацию.
– Думаешь, со страху обделаются?
– Да хоть от ярости, мне-то что… Но что обделаются – это я тебе обещаю. Особенно этот, который изображает эмира.
– Изображает?
– Ну да. Или двойник, или родственник, но не сам эмир. Тот не пришел бы, зачем ему рисковать, если можно это на кого-то переложить? Подобное не в традициях арабов. Плюс реакция на мои действия. Эмир был бы готов к ним, а этот как будто знал, но для осознания требовалось время. Еще, он явился сюда, для храбрости накурившись… Честное слово, не помню, как называется эта наркота, из головы вылетело. Но вряд ли сам эмир стал бы баловаться подобной дрянью. Построение речи незнакомое. Да и тембр голоса чуть другой. Правда, весьма похожий, да… Я вначале сам засомневался, честно говоря.
– А теперь уверен?
– Процентов на девяносто. Кстати, еще момент. Его охрана начала бросать оружие, не дожидаясь приказа. Будь там сам работодатель, скорее всего, не посмели бы. Так что не девяносто, а все девяносто пять. Впрочем, сейчас уточним…
Берег озера. Пять часов спустя
Часовому было скучно и очень хотелось спать. Откровенно говоря, в иной ситуации он этим и занялся бы, наплевав на приказ, но эмир пообещал, что лично пристрелит любого, кто заснет, а своя шкура часовому была дорога. Вот он и бдел, отчаянно борясь со сном и завидуя неверным, давным-давно выдумавшим для таких вот случаев позволяющие легко бодрствовать целыми сутками препараты.
Эти мысли настолько занимали сознание часового, что он даже не увидел, как позади возникла бесформенная фигура. Миг – и тело, только что бывшее вполне себе живым человеком, осело со свернутой шеей, после чего его без малейших усилий уволокли в кусты. Еще через минуту рядом с его убийцей возникла вторая фигура, различимая чуть более. Впрочем, в ночном сумраке это практически не ощущалось.
– Последний, – Костин, только что разделавшийся с часовым, поморщился. – Воздух испортил, козлопотам…
Действительно, амбре стояло то еще. Часовой, в точном соответствии с законами физиологии, опорожнил кишечник. То, что законы соблюдаются, радовало, а вот результат их действия не очень. Надо было не ломать шею, а ножом, как остальных, запоздало мелькнула хорошая мысль и пропала.
– Что дальше? – спросила Каталина, настороженно поводя из стороны в сторону лучеметом. Дева-воительница, блин… Нет, воевать она умеет, и храбрости девчонке не занимать, но сейчас у нее получалось настолько картинно, что вызывало неуместную для боевой операции улыбку.
– Дальше как планировали. В смысле идем и всех убиваем.
Каталина молча кивнула и пристроилась «в хвост» лейтенанту, который на мелочи вроде картинных поз и зверского лица не разменивался. Просто топал в сторону коттеджей, стараясь поменьше шуметь. В конце концов, у дверей занятого эмиром, настоящим, а не той подделкой в лице двоюродного брата, что осталась догнивать под кустиком (в конце концов, жизнь Костин обещал не ему, а наемникам, и слово сдержал), коттеджа располагались аж двое часовых, оставленных, так сказать, на сладкое. Оба, кстати, бодрствовали и, чтобы не заснуть, негромко переговаривались.
Очень облегчали дело два момента. Во-первых, минного заграждения здесь не было, да и сигнализации тоже… почти. Все же эмир со своими
