И вот теперь, скрытно наблюдая за британским разведчиком, он заметил еще одну его особенность. Тот смотрел на интересующих его людей словно гриф, долго и пронзительно, резко, всей шеей переводя взгляд, успевая в то же время незаметно стрельнуть внимательным взором и вокруг себя. И все-таки он уже где-то видел этого «грифа», как он окрестил англичанина, с точно такими повадками. По своему опыту он знал, что единственно, что у человека не меняется с годами, так это голос, глаза и повадки. «На моем пути попадалось не так уж и много британцев, – думал он, – неужели это тот попавшийся ему в горах Памиров купец, который указал ему неверную дорогу? Из-за чего чуть было не погибла экспедиция, которую он возглавлял. Правда, тот выглядел много моложе. Но это и понятно, ведь прошло более двадцати лет. Тот точно так же резко поворачивал голову и зыркал по сторонам своими явно не восточными глазами. Так это был не купец, а скорее всего один из организаторов британской «Большой игры» на Востоке, которую отнюдь не благородными методами вела Великобритания, постоянно вставляя палки в колеса разрастающейся Российской империи, тоже имеющей там свои интересы». Эти мысли заставили Баташова еще внимательнее присмотреться к британскому офицеру.
Опытным взглядом разведчика он уловил подозрительное движение уже знакомого ему по Генеральному штабу поручика Павлуши, который накручивал концентрические круги, центром которых был капитан Джилрой. Баташов заметил, как тот, приблизившись к англичанину, подавал ему какие-то знаки. Занятый обтиранием обильно струящегося по лицу пота, Джилрой, казалось, не замечал ничего вокруг. Но это казалось только на первый взгляд. Баташов, не выходя из-за своего укрытия – разлапистой пальмы, стоявшей в бочке у окна, неожиданно поймал на себе мимолетный, настороженный взгляд британца и понял, почему тот не стал замечать настойчивого поручика, несколько раз «случайно» задевшего его локтем.
«Достойный противник», – подумал о британском разведчике Баташов.
«А за этим хлыщом, – глядя вслед поручику, спешащему навстречу только что прибывшему генерал-квартирмейстеру Монкевицу, – надо понаблюдать. Что-то здесь не чисто».
Увидев Баташова, генерал Монкевиц поманил его к себе рукой, а когда тот подошел, торжественно объявил:
– Евгений Евграфович, сейчас должен подойти главнокомандующий, великий князь Николай Николаевич. Он хотел познакомиться с вами поближе.
– Буду рад ему представиться, – ничем не выдавая своих чувств, промолвил Баташов.
Вскоре из коридора донесся непонятный шум, словно зашуршали поднятые внезапным порывом ветра пересохшие листья. И чем ближе к Николаевскому залу приближался шум, тем яснее и понятнее становился его источник – поздравительные возгласы офицеров, придворных и чиновников, которые спешили поздравить великого князя с назначением. Вскоре послышались и его тяжелые и широкие шаги. Окруженный свитой и шумной толпой поклонников, он величественно вошел в зал и, увидев офицеров Генерального штаба, окруживших Монкевица, направился к ним.
Баташов впервые видел так близко великого князя, который в окружении своей гвардейской свиты выглядел еще представительнее. Чрезвычайно высокого роста, стройный и гибкий, он шествовал с горделиво поднятой головой. Одетый в китель защитного цвета с золотым генерал-адъютантским аксельбантом и узкие рейтузы с ярко-красными лампасами, великий князь выглядел довольно моложаво. Загорелое лицо его с небольшой бородкой было властным, строгим и решительным, таким, каким и должно быть чело начальника-вождя. Его хищный, пронзительно-пристальный взгляд как бы говорил, что он видит все и ничего не прощает. Движения были уверенными и непринужденными, разговаривал он с сопровождавшими его офицерами резким, громким, немного гортанным голосом, привыкшим повелевать с какой-то полупрезрительной небрежностью. Это и понятно, ведь он был гвардейцем с ног до головы и вместе с тем человеком неподражаемым. Обо всем этом генерал Баташов успел подумать, пока великий князь величественно шествовал в центр зала.
– Господа офицеры! – подал команду генерал-квартирмейстер. Генштабисты, все как один, четко повернулись лицом к великому князю, преданно поедая высшее начальство глазами. Стал по стойке «смирно» и Баташов.
– Господа офицеры! – добродушно произнес главнокомандующий, великодушно поприветствовав всех кивком головы.
В это время в зал шумно вошел военный министр Сухомлинов, о чем-то громко споря с председателем Государственной думы Родзянко.
Великий князь, мельком взглянув на них, поморщился словно от зубной боли и демонстративно отвернулся.
Сухомлинов, направивший было свои стопы к Николаю Николаевичу, чтобы скрепя сердце поздравить его с назначением, к которому всеми фибрами души стремился сам, но, видя его пренебрежение к нему, резко развернулся и потянул удивленного непонятными маневрами думца к окну. Несмотря на общий подъем, царящий в столице на пороге великой войны, когда партия войны объединила людей самых противоположных взглядов – и военных, и национал-патриотов, и либералов, когда между собой заключали мир не только партии и думские фракции, но и самые непримиримые враги, «черная кошка», когда-то пробежавшая между этими двумя военачальниками, так и не была забыта, оставляя их по-прежнему недругами.
Выбрав минутку, когда великий князь закончит разговор с генералом Монкевицем, Баташов, уловив его приглашающий жест рукой, подошел и, став по стойке смирно, доложил:
– Ваше высочество, Генерального штаба генерал-майор Баташов, представляюсь по случаю производства в генерал-майоры и назначения на должность заместителя генерал-квартирмейстера Варшавского военного округа…
– С сегодняшнего дня в царстве Польском идет формирование Северо-Западного фронта, так что у вас будет новая, более ответственная должность, – торжественно объявил великий князь с высоты своего немалого роста, внимательно к нему присматриваясь. – Это вы третьего дня изволили докучать его величеству своими невыполнимыми прожектами? – неожиданно задал он вопрос, ничем не связанный с началом разговора.
– Отчего же невыполнимыми? – сухо промолвил Баташов. – Я готов доказать жизнеспособность каждого пункта моего проекта.
– Вижу, обиделся на меня. Значит, болеешь за дело, – удовлетворенно произнес великий князь, – только здесь не место для таких разговоров, слишком много чужих ушей, – добавил он, указав взглядом на приближающегося британского офицера, который вместе с другим российским союзником, французским военным агентом, маркизом де Ля Гишем стремительно приближался к ним, – даст бог, еще поговорим на эту тему в Ставке!