Пока Кармашкин читал сестре сказку на ночь, что делал крайне редко и то после долгих уговоров, сам чуть не уснул. Задремав, Генка свалился с кровати. Спросонья решив, что все пропустил, он понесся в свою комнату. На часах было пятнадцать минут первого. В спальне родителей стояла тишина. Людка спала, спрятав нос под одеяло. Мерно тарахтел, охлаждаясь, холодильник.
Все было спокойно.
Генка взял телефонную трубку, ушел в ванную, закрылся на задвижку и пустил воду.
У Майсурадзе долго никто не подходил. Наконец старшая Вовкина сестра бодрым голосом сообщила, что брат ее спит, что в комнате у него орет телевизор, что он зачем-то поставил будильник на полдвенадцатого, разбудив трезвоном всех в квартире, а сам дрыхнет, как ни в чем не бывало. На просьбу попробовать его растолкать сестра послала Генку куда подальше и повесила трубку.
Это было неожиданно. Перспектива просидеть в гордом одиночестве в кустах всю ночь, ожидая неизвестно чего, не радовала. Кармашкин даже подумал, а не позвонить ли ему Янскому, не поинтересоваться ли, во сколько тот собирается идти к школе. Но разговаривать с его бабушкой не хотелось, а сам Костик вряд ли подойдет к телефону.
От одной мысли, что вновь придется идти в темную ночь, прятаться от патрульных машин, захотелось все послать к черту и завалиться спать. Но манящий звон еще не купленной гитары заставил Кармашкина встрепенуться и пойти в комнату за фонариком.
Улица Генку встретила приятной прохладой и шуршанием молодых листочков. После нескольких взмахов руками сон отступил. Легкий бег взбодрил, так что к месту Кармашкин добрался вполне проснувшимся.
Давно он уже не двигался в этом направлении с таким энтузиазмом. На всякий случай Генка обошел школьный двор по периметру. В здании не было ни огонька. На секунду Кармашкину показалось, что на спортивной площадке кто-то есть. Он пригляделся, но… никого не увидел.
Наверное, показалось.
От ветра поскрипывал одинокий фонарь. Где-то лаяла собака.
Интересно, Костик уже приходил, а значит, журнал теперь лежит на своем месте в шкафу, или он еще не появлялся?
А может, Вовка ошибся и Янский сегодня не придет? Ему всего-то нужно выждать время, когда шум вокруг журнала уляжется, чтобы вернуть его на место. А сделать это можно и завтра. Завуч ведь дала два дня на завершение этого дела.
Кармашкин уже привычно перелез через забор и устроился под березой.
Хорошо еще, что дождя нет или какого-нибудь жуткого холода, тогда бы он не с таким удовольствием совершал свои ночные рейды.
На ступеньках кто-то показался. Ошибки быть не могло – это был человек. Он потрогал запертую решетку, задрав голову, посмотрел наверх. С головы соскользнул капюшон, и из-под него показались длинные волосы.
Девчонка?
А вот это уже точно глюк. Какая девчонка пойдет ночью в школу?
Пока Генка тер глаза, человек ушел, скрывшись под высокими кустами сирени. И тут же стукнуло окно. Звук открывающейся створки Кармашкин ни с чем не спутает. Это было то самое окно учительской, которое он штурмовал вчера.
Значит, Янский все-таки пришел!
Как заправский разведчик, пригибаясь к земле, Генка перебежал освещенную дорожку и нырнул в темный школьный сад.
Костик уже стоял на подоконнике и чуть ли не наполовину влез в форточку, пытаясь открыть ручку второго окна изнутри.
Первым Генкиным порывом было предложить Янскому свою помощь, все-таки у Кармашкина уже имелся кое-какой опыт по части взламывания школьных окон. Но потом он решил досмотреть спектакль до конца.
Пусть Костик положит журнал на место, пусть уйдет. Кармашкин его спокойно возьмет, сделает, что нужно, и все останутся довольны.
Насвистывая мелодию из последнего альбома Гребенщикова, Генка пошел к центральному входу. Теперь можно было больше ни о чем не беспокоиться.
Кармашкин уже вышел на финишную прямую к решетке на крыльце, когда на его пути оказался человек. Человек взвизгнул и отпрыгнул назад.
– Уйди! – завопил он, осеняя себя крестом. – Изыди!
– Сам изыди! – обиделся на такое обращение Генка. – Ты бы в меня еще серебряной пулей выстрелил.
Разглядев одноклассника, Костик Янский отступил, споткнулся о свою же ногу и плюхнулся на землю. Журнал вылетел у него из-под куртки.
– Явился, значит? – радостно воскликнул Кармашкин, поднимая драгоценный журнал. – А я думал, что ты струсишь, дома отсидишься. И как это ты свою бабку уговорил на такой спектакль? Она у тебя прямо артистка!
Костик ничего не отвечал, только разевал рот и продолжал ползти прочь от школы.
– Чего ты на меня так смотришь? – нахмурился Генка. Лицо приятеля в свете уличного фонаря выглядело устрашающе синеватым. – Не случится ничего с твоим журналом. Хочешь, мы его вместе положим? И ни в какое окно лезть не придется.
Из горла Янского вырвался сдавленный хрип, и он активно замотал головой.
