Большевики хотя и с трудом, но удерживали контроль над Баку, установив совместно с армянской националистической партией дашнаков в городе и его окрестностях революционный режим, известный как «Бакинская коммуна». В марте 1918 года силы коммуны спровоцировали резню, в результате которой погибли около 12 000 представителей азербайджанского мусульманского большинства. Половина выжившего мусульманского населения бежала из города в относительно безопасную сельскую местность. Когда азербайджанские мусульмане попросили о помощи, Энвер-паша быстро откликнулся на их призыв, увидев в этом возможность заполучить нефтяные богатства Каспия.
Четвертого июня 1918 года между Османской империей и вновь провозглашенной независимой Азербайджанской Демократической Республикой был заключен договор о дружбе и сотрудничестве. Азербайджанцы попросили у турок военной помощи, чтобы освободить свои земли от большевиков. Однако немцы воспротивились продвижению турецких союзников в направлении Баку. Следя за событиями из Берлина, немецкое командование в лице Эриха Людендорфа и Пауля фон Гинденбурга настоятельно рекомендовало Энверу отвести войска к границам, установленным Брест-Литовским договором, и отправить кавказские дивизии на арабский фронт, где они были очень нужны. Однако Энвер беспечно проигнорировал их «советы» и продолжил свою кампанию. Пока в Палестине установилось затишье, Энвер решил воспользоваться моментом и позаботиться об османских интересах в условиях стремительно меняющейся геополитической игры. Он рассчитывал, захватив Баку, повернуть свои войска на юг, в сторону Месопотамии, и вернуть Багдад.
В качестве основной ударной силы для «освобождения» Баку Энвер создал добровольческое формирование, названное Кавказской исламской армией. Командовать ею он назначил своего сводного брата Нури-пашу, который в 1915–1916 годах вместе с Джафаром аль-Аскари участвовал в Сануситской кампании в Западной пустыне Египта. Однако попытки Нури-паши набрать добровольцев были встречены местным населением весьма прохладно, поэтому Энвер был вынужден усилить Кавказскую исламскую армию османской пехотной дивизией. Первая атака на Баку 5 августа была отбита большевистской артиллерией и британским десантом, переброшенным в город по просьбе местного правительства. Нури срочно запросил подкрепление, и Энвер направил ему на помощь еще два полка регулярной армии. Наконец, 15 сентября город был взят — но не для того, чтобы присоединить Баку к Османской империи, а чтобы превратить вновь созданную Азербайджанскую Республику в ее надежного союзника на Кавказе.
Таким образом, Энвер решил сложнейшую задачу: он вернул империи утраченные территории на Кавказе, и в то же время новые буферные государства надежно защитили ее земли в Восточной Анатолии от России. Если бы османы победили в Первой мировой войне, он был бы признан величайшим и дальновиднейшим из государственных мужей, обеспечившим защиту восточных рубежей своей страны. Но этого не случилось. Через несколько дней после вступления Кавказской исламской армии в Баку войска Алленби прорвали османский фронт в Палестине. Из-за того, что Энвер вопреки всем рекомендациям ослабил османские позиции на критически важных фронтах в Месопотамии и Палестине, его Кавказская кампания была признана опрометчивой инициативой, которая способствовала не столько сохранению, сколько падению Османской империи[554].
К лету 1918 года войска Антанты на Западном фронте остановили немецкий прорыв. Уайтхолл рекомендовал Алленби возобновить наступление на Ближневосточном фронте — в тех масштабах, которые позволяли имевшиеся у него ресурсы. В середине июля командующий Египетскими экспедиционными силами уведомил военный кабинет, что собирается возобновить операции осенью, и с рвением взялся за разработку нового плана.
Алленби был мастером военной хитрости. Он поистине гениально применил свои навыки дезинформации и введения в заблуждение в третьей битве за Газу, добившись победы благодаря тому, что атаковал противника совсем не там, где тот ожидал. Теперь же, чтобы скрыть от османов планируемое крупное наступление вдоль средиземноморского побережья Палестины, Алленби сделал все, чтобы убедить их в подготовке третьего похода на Амман.
В свободное от военной подготовки время Алленби приказал своим солдатам изготовить из досок и брезента 15 000 макетов лошадей в натуральную величину. Между тем кавалерийские и пехотные подразделения под прикрытием ночи мелкими группами передислоцировались из Иорданской долины и с Иудейских холмов к побережью, где они размещались в камуфлированных палатках, чтобы их не обнаружили немецкие самолеты-разведчики. Живые лошади заменялись фальшивыми из досок и брезента, а солдаты целыми днями гоняли по иссушенной земле Иорданской пустыни запряженные мулами повозки, чтобы имитировать клубы пыли от кавалерийских маневров. Инженеры построили новые мосты через реку, а из опустевшего штаба регулярно посылались радиограммы.
Арабская армия сыграла ключевую роль в том, чтобы приковать внимание османов к Трансиордании. Регулярная армия Джафара аль-Аскари превратилась в мощную силу — она достигла численности 8000 человек и была усилена британскими бронеавтомобилями, французской артиллерией, Египетским верблюжьим корпусом и даже австралийскими и британскими самолетами. Шериф Насир собрал под ружье несколько тысяч ополченцев-бедуинов, которые присягнули на верность восставшим Хашимитам. В начале сентября, в то время как Аскари с большей частью своей армии оставался на позициях вокруг Маана, арабский отряд из 1000 человек появился в аль-Азраке, оазисе в 80 км к востоку от Аммана. Это подогрело слухи о том, что арабская армия собирается напасть на Амман, тогда как в действительности перед силами Фейсала стояла задача перерезать железнодорожные пути сообщения в ключевом узле Даръа, где Хиджазская железная дорога соединялась с веткой на Хайфу.
Британская авиация нанесла воздушные удары по Даръа 16 сентября, чтобы попытаться разрушить османские линии коммуникации и заставить Лимана фон Сандерса сосредоточиться на обороне Хиджазской железной дороги. Под командованием Т. Лоуренса арабские войска при поддержке бронеавтомобилей атаковали железную дорогу южнее Даръа, где им удалось разрушить мост. На следующий день основные арабские силы атаковали железную дорогу к северу от Даръа, не встретив почти никакого сопротивления. Турки кинулись ремонтировать железнодорожное полотно и мосты, а Лиман фон Сандерс перебросил резервы из прибрежного города Хайфа, чтобы укрепить гарнизон в Даръа, — сыграв тем самым на руку Алленби.
Чтобы сохранить детали предстоящего наступления в тайне, Алленби поставил в известность своих бригадных и полковых командиров о стоящих перед ними целях всего за трое суток до часа «Ч». К тому моменту он сумел сосредоточить на 24-километровом участке фронта у Средиземноморского побережья севернее Яффы около 35 000 пехотинцев, 9000 кавалеристов и почти 400 тяжелых орудий. С османской стороны побережье защищало не больше 10 000 человек и 130 орудий; остальные силы были переброшены в Трансиорданию в ожидании «неизбежного» нападения британских и арабских войск[555].
За два дня до начала операции один индийский солдат перебежал на сторону турок. На допросе он рассказал турецким и немецким офицерам все, что знал о готовящейся кампании, в том числе о том, что британцы собираются прорвать османскую линию обороны на Средиземноморском побережье
