Молодой турецкий лейтенант Хаккы Суната узнал о победе в Дарданеллах, когда сидел в кофейне и писал письма своим друзьям. Впоследствии он вспоминал: «На тот момент мало что было известно об этом сражении, и никто не мог оценить масштабов урона, который был нанесен врагу. Я думаю, что поначалу даже правительство не могло понять всю значимость этого события, поэтому воздерживалось представлять его как большую победу». Генеральный штаб сделал серию заявлений для стамбульской прессы, отметив свирепость атаки противника и героизм османской армии, защитившей родину от самого мощного флота в мире. Однако османы не верили, что все закончилось, и ожидали, что корабли союзников вернутся на следующий день, чтобы возобновить операцию[227].
Британцы и французы, в свою очередь, были ошеломлены масштабами своего поражения. Они потеряли три крупных корабля, три других были настолько сильно повреждены, что фактически утратили боеспособность; более 1000 моряков погибли и еще сотни получили ранения. Союзный флот сократился на треть за один только день сражения, тогда как османским позициям не был нанесен сколь-нибудь существенный урон. Хотя британцы и французы этого не знали, османы вышли из боя почти невредимыми. Их внутренние артиллерийские батареи фактически не пострадали, минные поля между мысом Кепез и узкостью у Чанаккале остались нетронутыми, а потери не превышали 150 человек убитыми и ранеными. Поражение 18 марта положило конец военно-морской операции в Дарданеллах и заставило союзников сосредоточиться на плане наземной кампании[228].
Чтобы оценить сложившуюся ситуацию, 19 марта в Лондоне собрался Военный совет. После фиаско в Дарданеллах сэр Иэн Гамильтон, главнокомандующий Средиземноморскими экспедиционными силами, убедил лорда Китченера в том, что пролив нельзя взять силами одного только военно-морского флота. По его убеждению, чтобы оккупировать Галлиполийский полуостров и заставить замолчать пушки, дав возможность кораблям безопасно войти в пролив и дойти до Стамбула, необходима была большая сухопутная армия. Не могло быть и речи о том, чтобы Британия отказалась от наступления на залив после столь сокрушительного поражения. Однако Королевский флот не мог больше позволить себе таких потерь. И хотя Китченер поначалу был категорически против того, чтобы перебрасывать армию с Западного фронта на еще один новый фронт, теперь он не видел альтернативы. «Вы знаете мою позицию, — сказал Китченер Гамильтону. — Я считаю, что Дарданеллы нужно взять, и, если для этого требуется большая военная операция на Галлиполийском полуострове, она должна быть предпринята, чтобы довести дело до конца». На эту кампанию Китченер выделил 75 000 пехотинцев[229].
Между тем Россия фактически бросила своих союзников в их стамбульской кампании. Поскольку британские и французские корабли не смогли войти в Мраморное море, царская армия не стала атаковать Босфор с севера. Помимо незначительных демонстративных ударов по побережью Черного моря русские мало что сделали для того, чтобы помочь союзникам в Дарданеллах. Правда, официальный британский историк Галлиполийской компании великодушно отметил, что «страх перед высадкой русских войск удерживал три турецкие дивизии на Босфоре почти до конца июня», тогда как в противном случае эти войска могли быть отправлены на защиту Дарданелл[230].
Британия и Франция дали себе всего месяц на подготовку к вторжению на Галлиполийский полуостров. Этого времени было явно недостаточно, чтобы распланировать и скоординировать то, что должно было стать самой масштабной десантной операцией за всю историю. Но военные стратеги хорошо понимали, что чем дольше они промедлят, тем лучше успеют подготовиться османы и их немецкие союзники. Из-за неудачной военно-морской операции они уже получили месяц форы, чтобы укрепить свои позиции на полуострове. Британские стратеги должны были за четыре недели разработать план наступления, который позволил бы сокрушить самую надежную систему обороны, какую их враги успели бы создать за тот же срок.
Перед союзниками стояла сложнейшая задача. Планирование и логистика совместной военно-морской и наземной операции были невероятно трудным делом. Требовалось найти огромное количество транспортных судов, чтобы перебросить войска, передвижную артиллерию, боеприпасы, вьючных животных, запасы продовольствия и воды к месту операции. Высадка десанта по побережье требовала большого количества десантных кораблей и лихтеров. Британские офицеры рыскали по средиземноморским портам, скупая все доступные малые суда и щедро платя за них наличными. (Разумеется, активная скупка плавсредств не осталась незамеченной для османской и немецкой разведки, подтвердив имевшиеся у них сведения о готовящейся десантной операции.) Необходимо было построить и доставить к месту десантирования пирсы и понтоны, а военные инженеры должны были научиться монтировать эти причальные сооружения в самых неблагоприятных условиях. Также нужно было подготовить медицинский персонал и передвижные медсанчасти для приема раненых, а также госпитальные суда, чтобы транспортировать тяжелораненых в медицинские центры на Мальте и в Александрии. Короче говоря, перечень подготовительных мер, каждая из которых была исключительно важна, казался бесконечным.
Планирование осложнялось многообразием сил вторжения. Галлиполийская операция стала самым глобальным сражением Первой мировой войны. Средиземноморские экспедиционные силы насчитывали около 75 000 солдат буквально со всего света. Помимо британских подразделений — валлийцев, ирландцев, шотландцев и англичан — там были австралийцы и новозеландцы (с подразделениями пакеха и маори), гуркхи и сикхи, французы, иностранные легионеры со всего света и колониальные войска со всей Африки — из Сенегала, Гвинеи, Судана и Магриба. Солдаты, которые едва могли общаться между собой, должны были слаженно координировать свои действия в этой сложнейшей операции. Без четкого плана сражения, прописывающего действия каждого подразделения, экспедиция рисковала превратиться в Вавилонское столпотворение[231].
Задача османских защитников была проще, чем у их врагов, но ставки для них были очень высоки. Они справедливо рассматривали оборону Галлиполийского полуострова как битву за выживание своей империи. Энвер-паша, вернувшийся в Стамбул после полного разгрома Третьей армии на Кавказе, как никто другой понимал, что османы не могут позволить себе еще одного поражения. Чтобы победить такого мощного врага, требовалась высочайшая степень организации и четкая коммуникация между всеми подразделениями, рассредоточенными по обширной территории на азиатской и европейской сторонах пролива. В последнюю неделю марта 1915 года Энвер принял решение реорганизовать отдельные подразделения в Дарданеллах в единую — Пятую — армию. Несмотря на прошлые разногласия с главой германской военной миссии
