Николай Михайлович посмотрел вослед поднимающимся клубам пыли – с высоты такие хорошо видны, прямо вопят о том врагу, как бы говоря ему, что моторизованная колонна противника на марше. И ничего не поделаешь, лето жаркое, даже здесь, в относительно прохладных районах, свыше 30 градусов по Цельсию, тут и работать не хочется, а воевать тем более. А ведь придется, куда деваться!
В уходивший отряд для прикрытия подступов к УРу с юго-западного направления Гловацкий передал единственную в дивизии подвижную часть – разведывательный батальон, с восемью пушечными бронеавтомобилями БА‑10. Его усилили ротой из 529-го мотострелкового полка, ротой танков Т‑26 и противотанковой батареей из состава 163-й моторизованной дивизии, вернее той ее части, эшелоны которой были задержаны в Острове, – три батальона, два дивизиона артполка, рота разведбата, почти сотня танков. И главная надежда Гловацкого – рота танков КВ из 7 машин с 76-мм пушками и 3 с установленными в башнях 152-мм гаубицами. Сейчас эти грозные машины спешно осваивали экипажи, составленные как из военных, так и механиков-водителей, прибывших с Кировского завода, для сопровождения и обучения. Для «Климов» вовсю отрывали капониры – эти прекрасно забронированные тяжелые танки как нельзя лучше подходили для усиления позиций – Николай Михайлович рассчитывал применить их как «подвижные ДОТы» и в качестве самоходной артиллерии, пока отсутствующей в РККА.
– Как ты лопату в землю втыкаешь, боец?! Будто в зад ежа пользуешь: и хочется, и иголки страшат. Так не бойся, у землицы штырей нет, она тебя и спасет, и укроет! Вот так надо, на раз-два…
– Понял, товарищ сержант!
Гловацкий только хмыкнул, услышав негромкие голоса из окопа, что рыли недалеко от него. Вот не думал, что его «крылатые слова» солдатское «радио» способно за какие-то несколько часов перенести вдоль линии дотов. Ведь сказал рано утром, на противоположном правом фланге, верст на десять севернее. Видимо, зацепила души красноармейцев словесность потомков, бывшая в ходу совсем на другой войне.
Дивизия закапывалась в землю, словно кроты роют норы, так быстро покрывались позиции густой сетью окопов, траншей, капониров и прочих оборонительных сооружений. Особое внимание уделялось трем направлениям, включая железнодорожное полотно. Если по нему Гловацкий ожидал свои отходящие из Латвии эшелоны, по шоссе на них сейчас двигались немецкие танки. Другого пути просто нет, только по этим двум гравийным дорогам моторизованные части могли стремительно подойти к Острову, по болотам и перелескам, по пашне и косогорам нынешние автомобили, даже в прекрасно оснащенном Вермахте, двигаться не в состоянии. Вот здесь-то группировали орудия ПТО, определяли ориентиры для гаубиц и рыли, рыли, беспрерывно копали и делали заграждения. Бойцы, серые от пыли и грязные от болотистой земли, работали лопатами, как заведенные роботы. И густо стоял над ними проперченный русский матерок, без которого у нас невозможно совершать любую осмысленную трудовую деятельность.
Гловацкий чуть хмыкнул, припомнив, как в российской армии даже не поддались на призывы либералов бороться с этим ненормативным явлением, на их демократический и толерантный взгляд. Сюда бы этих прохвостов, дать лопату или кирку в руки, пусть ими помашут до полного отупения и изнеможения по эдакой жаре. Вот и поймут, для чего маты нужны, в которых замысловато сплелись извечные стенания мятежной русской души. Что за казни египетские обрушились на всех скопом – жарища, враг подбирается, поражения на фронте и начальство дурное. Нет бы пораньше полки привезти, да с чувством и расстановкой за недельку к обороне позиции приготовить, нет, на все про все один лишь день отведен, а не сделаешь, то тебе здесь и погибать. По дури превеликой очень немногих, 50 тысяч человек на всем протяжении УРов надрывают себе жилы, с каким-то восточным фатализмом воспринимая сейчас бешеный ритм работ. Однако всем хорошо знакомый по стахановским методам и гулявшему в народе злому изречению, за публичное озвучивание которого можно запросто отхватить от бдительных органов немалый срок – «пятилетку в три дня!»
Гловацкий тяжело вздохнул, чувствуя себя, как в самой настоящей бане – исподняя рубаха пропиталась горячим потом, в плотном кителе взопрела кожа, фуражка на голове давила тяжестью «блина» штангиста. И не снимешь ее – и по уставу не положено, и бойцам свою слабость показывать негоже, да и обычный солнечный удар для него совсем некстати.
Гловацкий посмотрел на идущую ниже гребня дорогу – по ней шла нескончаемая вереница уходящих из Латвии и военных, и многочисленных гражданских людей, буквально бегущих от наступающих по пятам немцев. С последними в городе разбирались быстро – за несколько часов отработали короткую и очень эффективную процедуру. Всех штатских, не подлежащих мобилизации людей, женщин, стариков и детей грузили скопом, с барахлом в пустые вагоны и даже на платформы, с которых была проведена разгрузка частей и подразделений дивизии. Оставшийся без хозяев автотранспорт и конные повозки реквизировали и отправляли на строительство укреплений – на войне все пригодится, лишним не будет.
Да, зачастую такие крутые меры не встречали одобрения беженцев, но что могли сделать, глядя на хмурые лица военных, для тех приказ есть приказ. Эшелоны тут же отходили на станцию Дно, глубоко в тыл – пусть теперь с беженцами железнодорожное начальство, партийные и советские работники голову ломают с обустройством и дальнейшей эвакуацией, не его это проблемы, обычного комдива.
Всех военнообязанных призывали на военную службу, добровольно-принудительная мобилизация даже для партийных работников была в духе времени. Отслуживших раньше тут же распределяли по частям, остальных направляли в формировавшийся батальон ополчения – обмундировывали по мере возможности и тут же брали в оборот. Учили мотать портянки, за пару дней постигнуть премудрости службы и овладеть винтовкой Мосина. Ну и копать, копать, копать – вдоль правого берега Великой фронт работ просто чудовищный, хотя бы неделю на обустройство до зарезу нужно.
С военными разбирались еще быстрее, за реку отправляли раненых и те немногочисленные подразделения, что имели приказ от своего командования на передислокацию. Так пропустили транспорт с техниками авиационного полка – военные в запыленных гимнастерках с голубыми петлицами ехали на полуторках, на двух из которых были загружены моторы, винты и плоскости. Остальных быстро распределяли по строевым частям, попытки протестов тут же пресекались на корню, грубо и зримо, под угрозой применения законов военного времени в полном объеме.
К сожалению, из числа отступающих
