В беспомощно застывшую перед надолбами шеренгу вражеских танков ворвались полугусеничные бэтээры, сползшие с «гребня», превратив прорыв в мешанину. И тут по этому месиву практически неподвижных мишеней, как в тире, ударили пушки. Единственный на корпус дивизион новых пушек УСВ, две зенитные батареи длинноствольных 76,2-мм орудий образца 1934 года и десяток прекрасно замаскированных, превращенных в непробиваемые ДОТы, вкопанных по башню КВ. Свою лепту в общую канву внесли два дивизиона сорокапяток и 11 ДШК. Крупнокалиберные пулеметы пробивали влет бронетранспортеры врага, те очень быстро превращались в набитые трупами горящие катафалки. Включились Максимы, стали интенсивно обстреливать склон «гребня» минометы – началось второе за десять часов побоище, только более грандиозное по масштабам.
Нет, немцы не были бычками на заклание – вражеские танки пытались маневрировать или отходить. Маневр с расползанием по флангам не вышел – полукилометровый участок надежно перекрыт добротными ямами три на три метра с перемычкой в полтора между собой. Последнее было сделано с целью ускорения работ: ни машина, ни танк по такой узенькой дорожке не пройдет. И накрыты для маскировки срубленными березками, чтоб с воздуха не были видны. Хотя почему-то, вопреки описаниям в книгах, за эти дни, за исключением 3 июля, Гловацкий не видел в пронзительно-голубых небесах вражеских бомбардировщиков.
Несколько танков, тех же Pz-III, на полном ходу просто свалились в ямы, к ним добавился «Ганомаг», его нелепый кузов торчал изо рва, подобно голой заднице, по которой отвесили добрый пинок. И отойти назад танки не сумели – мешали свои же бэтээры, пылавшие кострами.
– Небрежение противником, презрение к нему, переоценка собственных сил, проведение преступно небрежной разведки, которая не вскрыла вторую линию обороны и противотанковые засады, отсутствие авиации поля боя и воздушного наблюдения привели вот к такой расплате! Я еще раз повторяю – мелочей тут не бывает. Все должно учитываться, психология противника в первую очередь! Проведение детальной разведки, постоянное наблюдение за врагом. Корректировка собственного артиллерийского огня и подавление неприятельских батарей обязательны! Глубоко эшелонированная оборона – это правило на долгие месяцы, пока мы не наберем сил и опыта и сами не перейдем в наступление! Всегда группировать средства ПТО на вероятных направлениях танковых частей противника, в полной готовности мобильные резервы всегда под рукою! Сам лично буду контролировать, за невыполнение хоть в малости под суд отдаю без жалости. Или отправлю в штыковую атаку в первом эшелоне, чтобы своей кровью искупали собственную глупость и преступное нерадение.
Гловацкий говорил медленно и веско, находившиеся на КП дивизии подтянулись, словно это они сами получали выволочку от командующего, лишь ПНШ‑1 лихорадочно записывал сказанное карандашом в блокнот. И тут накрыло – все же связь у немцев работала отлично. Добрых полчаса все вокруг взрывалось, затянулось пеленою, запах сгоревшего тротила едко пах, раздражая ноздри. Немцы суматошным гаубичным огнем старались подавить русские батареи, вот только без корректировки, работая по площади в добрые двадцать квадратных километров, непосильная задача для полусотни орудий. И расход боеприпасов, которых и так негусто…
– Опаньки, Владимир Есич. – Гловацкий хорошо видел в бинокль, как маленькие фигурки рванулись с позиций в перелесок, не выдержав жаркого боя: немцы увязли вокруг узлов ДОТов – другого по большому счету у них и не было. Везде держались, а вот строители на правом фланге у того дота, что прямо притягивал к себе за долгие годы несчастных собак, подкачали! Там начиналось худое – паника, что приводит к бегству.
– Ты пока командуй тут, комдив, а я прогуляюсь. – Гловацкий тряхнул головою, бесшабашная ярость накрыла его, словно покрывалом. Захотелось посмотреть на врага вблизи, глаза в глаза, как он привык в той своей жизни. И решительно бросил у выхода: – Про ракеты не забудь, я недолго – обстрел закончился, похожу по позициям, оглянусь.
В траншее при виде командующего поднялись молчаливо сидевшие бойцы, крепкие и умелые, целое комендантское отделение, личная охрана, ставшая за эти дни чем-то привычным. Кадровые, по два-три года службы за плечами, в цепких руках СВТ и редкие в стрелковых подразделениях ППД, финки в ножнах, гранаты в сумках, все бойцы в стальных касках защитного цвета – если наденут на себя маскировочные костюмы, вылитый спецназ или фронтовая разведка выйдет. И адъютант здесь, куда ж ему без него, капитан вообще стал тенью.
– Так, бойцы! Пора нам, товарищи, посмотреть на неприятеля своими собственными глазами. Это ничем не заменишь! Так что – за мной. – Негромко скомандовав, Гловацкий решительно пошел по траншее…
Помкомвзвода 82-го пулеметного батальона старший сержант Власьев Островский УР
«Это конец! Стоило строить эти бетонные сараи, если их так легко уничтожить! Эх, погибли ни за грош ребята!»
Мысль пронеслась стремительно, быстрее, чем далекие фигурки, что на крыше соседнего ДОТа появились, уложили какие-то ящики на башенку. И тут же скрылись – скорее всего, спрыгнули на другую сторону. Сержант смотрел до рези в глазах, он понимал, что происходит, но сделать ничего не мог, даже полоснуть пулеметом по немецким саперам – амбразуры имелись только на фронтальной стороне. И сам отчетливо осознавал, что очередь за ним скоро подойдет, раз фашисты прорвали линию укрепрайона, они вскоре уничтожат все ДОТы на гребне, расчищая пролом для продвижения мотопехоты, что уже начала втягиваться в брешь вслед за танками.
Над соседним ДОТом стремительно вспух огромный черный клубок, звук взрыва проник даже сквозь толстую стенку отличной брони башенки. И тут монолитная стена ДОТа сильно завибрировала, даже затряслась, будто деревянная, лесенка качнулась под ногами. Настолько неожиданно это было, что сержант свалился с нее на бетонный пол.
– Уй!
Ногу обожгла страшная боль, и вопль вырвался непроизвольно. И тут же догадка: «Вывернул или сломал?»
– Товарищ сержант, они гаубицу верхом на тракторе подтащили! По амбразурам бьют! С пулемета режем, без толку! Пули эту тварь не берут!
Кто кричал в чаду и дыму, было не разобрать, но стало ясно, что дело тухло. Мешки с песком снаряд не удержат, еще пара выстрелов, и всем будет хана полная, как в соседнем ДОТе. Не успел Власьев открыть рот, чтоб отдать приказ, как ДОТ снова содрогнулся, все запорошило песком и крошкой, такое ощущение, что надели на голову колокол и ударили по нему кувалдой. Звон страшный, оглушающий!
– Покинуть дот! Всем покинуть ДОТ!
Он закричал
