Когда раненых вымыли и врач закончил над ними трудиться, Ройс лежал без сознания, укрытый белыми простынями. Он выглядел таким мирным. Она прикоснулась к его руке, мягкой, не похожей на руки других мужчин. Ройс Мельборн был изящным. Единственным намеком на то, кто он такой, было клеймо на его плече, темная буква «М».
— Как Адриан? — Это были первые слова, которые произнес Ройс, очнувшись. Собственное состояние его не заботило. Гвен поняла, что это хороший человек.
— С ним все в порядке, — по его взгляду она догадалась, что столь краткий ответ не годится, и добавила: — Доктор перевязал его раны, и он спокойно спит.
— Это вы были на улице. — Узнавание на его лице сменилось замешательством. — Кто вы? Почему вы нам помогли?
Представляя этот момент, Гвен всегда думала, что он будет знать, кто она и почему он здесь оказался, — ведь ему следовало обладать всеми ответами, заполнить все пробелы. В это мгновение она поняла, что этот человек ничего не знает, и улыбнулась при мысли, что может сказать: «Я дочь предсказательницы и пересекла четыре государства, чтобы поселиться в Медфорде, быть здесь, когда ты появишься, и спасти тебе жизнь». Но сейчас было не время: этот человек едва дышал.
— Меня зовут Гвен ДеЛэнси, я содержу этот бордель. Я помогла вам, потому что вы во мне нуждались.
Это не развеяло его замешательства, но он не стал расспрашивать. Он был по-прежнему слаб, по-прежнему испытывал боль.
— Кто вы?
Она должна была спросить. Она так долго ждала этой предсказанной встречи — и должна была знать. Он долго не отвечал, только смотрел на нее.
— Ройс, — наконец сказал он. Неохотно, ворчливо, из вежливости.
Потом она позволила ему снова уснуть — ей было достаточно услышать его имя.
После того первого разговора он притих. Следующие несколько дней спрашивал только про Адриана и расслабился лишь тогда, когда Гвен наконец помогла ему дойти до соседней комнаты, чтобы повидать друга.
— Судя по твоему виду, ходить тебе рановато, — сказал лежавший в постели Адриан.
— Так и есть, — ответила Гвен.
— Ты в порядке? — спросил Ройс хриплым, настойчивым голосом.
Адриан криво ухмыльнулся.
— Последнее, что я помню, это ты по колено в кровавой луже, а я пытаюсь вытащить тебя из-под мертвой лошади под проливным дождем. Ах да, и в меня только что попала стрела. — Он оглядел спальню Этты, полную цветов и кружев. — Да, можно сказать, мне полегчало.
— Ладно, — кивнул Ройс и с помощью Гвен развернулся, чтобы уйти.
— Ты притащился сюда лишь за этим? — прищурился Адриан.
— Мне было скучно, — буркнул Ройс.
— Он спать не мог от беспокойства, — объяснила Гвен.
Ройс нахмурился.
— Я хотел убедиться, что эти люди не… сам знаешь.
— Во имя Марибора, Ройс! — Адриан изумленно покачал головой. — Они спасли нам жизнь. Им можно доверять.
К тому моменту как Гвен уложила Ройса обратно в постель, его рана в боку снова открылась, и пришлось ее перевязать. Кто-то столь неумело зашил ее, что врачу пришлось наложить новые швы. Когда Гвен закончила, Ройс схватил ее запястье.
— Если вы… если вы что-то затеяли… если пытаетесь… — Ройс помедлил, не разжимая слабых, трясущихся рук. Она видела, как ему трудно. — Почему вы сделали это на самом деле? Почему помогаете нам?
— Я уже говорила.
Его выражение лица осталось прежним. Он ей не верил.
Гвен улыбнулась.
Ройс фыркнул.
— Я не понимаю. Тут что-то не так, и уж поверьте мне, я не тот человек, которому стоит переходить дорогу. Осознали?
Она с улыбкой кивнула.
— Что ж… хорошо. — Он отпустил ее. — И будьте осторожны, потому что нас разыскивает целый мир.
Ройс так и не сообщил подробности, но Гвен поняла, что за ними охотятся и они в бегах. Она укрывала преступников, и за это ее могли повесить.
Вспоминая эти месяцы, Гвен считала их самыми насыщенными в своей жизни. Никогда она не испытывала такого страха и такой эйфории. Днем она собирала сплетни и пыталась искоренить слухи о человеке, который просил помощи на Кривой улице в неделю большой бури. Ночью она кормила, мыла и перевязывала Ройса, ведя с ним непродолжительные — зачастую прямо-таки загадочные — беседы. Слабый как котенок, он был вынужден во всем полагаться на нее, и она видела, что это причиняет ему бо́льшие страдания, чем раны.
Поначалу он был молчалив, но дни шли, и они начали обсуждать столь серьезные вопросы, как готовка, шитье, скорые снегопады и Зимний праздник.
— Наверное, вы отмечаете его пиром и украшениями, — сказал Ройс. К тому времени он уже мог сесть, и они разговаривали при свете одинокой свечи. — Куча родственников и друзей, танцы и песни.
Гвен отметила нотку грусти, даже злобы в его голосе. Она покачала головой.
— Я никогда не отмечала Зимний праздник. Мы с мамой вечно путешествовали, обычно вдвоем, и у нас не было денег на пиры. После ее смерти, — Гвен пожала плечами, — я пыталась выжить. Тяжело веселиться, когда нужно выбирать между смертью от голода и рабством.
Она помнила, что он выглядел удивленным, даже подозрительным.
— Не похоже, чтобы ты голодала.
— Сейчас нет. Я наконец решила, что больше не хочу быть жертвой. Дошла до точки, когда устала бояться.
Тогда Ройс протянул руку и впервые без повода прикоснулся к ней. Накрыл ее ладонь своей и мягко пожал. Злоба, которую она заметила на его лице, сменилась сочувствием — не жалостью, а пониманием, разделенным опытом. Она едва не заплакала.
До этого момента она всегда была верной дочерью, презираемой калианской иммигранткой, шлюхой. Даже девушки, знавшие большую часть ее истории, считали Гвен героиней или оппортунисткой, в зависимости от настроения. В глазах Ройса она увидела отраженную боль попыток выжить. Они были одинаковыми, два кусочка дерева из разных миров, чьи волокна образовывали один узор, и тогда она поняла, что начинает влюбляться.
Это была их самая откровенная беседа друг о друге. Гвен надеялась, что Ройс расскажет о себе, но он не стал. На основании их с Адрианом замечаний она предположила, что они разбойники, вероятно, грабители, — но кем была она, судимая всеми, чтобы судить самой?
Она не сказала ему про свой дар видеть будущее на ладони и про то, что его спасение было предсказано много лет назад. Прикосновение его руки и это нежное пожатие сделали такие вещи обыденными — частью прошлого, которое она предпочла забыть. Наконец он был с ней, и не имело значения, кто он и что сделал.
Снаружи шел снег, а внутри поправлялись Ройс и Адриан. Набравшись сил, они начали спускаться вниз, чтобы посидеть с остальными у огня. Они пели песни и рассказывали истории — по крайней мере, Адриан. Ройс обычно молчаливо сидел рядом с Гвен — всегда рядом
