Мне не хотелось верить, что майор Саврентьев является организатором нескольких преступных акций, в результате которых погиб мой брат. Я очень не хотел так думать, тем не менее цепочка фактов выстраивалась именно так, что майор мог бы оказаться моим главным врагом. Он, конечно, был хорошим знакомым, даже, кажется, старым товарищем нашего начальника штаба батальона и поэтому имел некоторое отношение и ко мне. Именно майор Рапитонов, желая мне помочь, позвонил Саврентьеву.
Рапитонов, сам по себе человек болезненно порядочный, конечно, не мог ничего знать о здешних событиях. И не мог предполагать, что вместо помощи приближает ко мне врага. Но если это так, то Саврентьев предатель вдвойне и достоин самого сурового наказания. Я, естественно, не уполномочен быть ему судьей, даже учитывая гибель моего брата. Мстительность — чуждое мне понятие. Но сам человек по своей натуре доверчивый, я не желал быть посмешищем в глазах преступников и готов был ответить им так, как меня учили отвечать врагу.
Я не делал разницы между бандитами там, на Северном Кавказе, и здесь, в центре России. Бандит везде оставался бандитом и подлежал уничтожению. И потому я думал о том, что наказать бандита я смогу, но не из чувства мести, а только по велению профессионального долга. Но при всем этом я не желал брать на себя и функции следователя. Пока вина майора Саврентьева не доказана, я не могу относиться к нему как к врагу.
Капитана Юровских о возможной угрозе я предупредить обязан. Иначе, если мои подозрения верны, он уже вскоре может спешным порядком отправиться вдогонку моему старшему брату.
Думая об этом, я взял трубку своего смартфона, перешел в комнату, соединил смартфон с компьютером, запустил его, перебросил видеозапись на компьютер и трижды просмотрел ее на большом мониторе.
Без сомнений, майор Саврентьев не имел возможности видеть хладнокровие бандитов. Но я обратил внимание еще на один факт. Я смотрел за тем, как ведет себя Евгений. И понял, что произнесенное имя «Ларик», несомненно, относится к одному из бандитов. И именно это спровоцировало роковой выстрел. Хорошо, что видеозапись сопровождалась звуковым рядом, то есть камера имела хороший микрофон. Я сумел уловить в голосе брата нотки возмущения и обиды. Это было то, что не смогли уловить следователи и все остальные, кто смотрел видеозапись.
* * *Я давно уже знал из собственного опыта, что лучше всего мне думается на свежем воздухе, когда я измеряю пространство шагами. Там как-то сами собой приходят в голову нестандартные мысли. Во времена командировок на Северный Кавказ, где я бывал уже трижды, сначала командиром взвода, потом два раза командиром разведроты, во время привалов я часто ходил вокруг временного лагеря, соображая и решая задачи, которые предстояло выполнить. Такая ходьба, как мне объяснил наш бригадный психолог, есть не что иное, как идеомоторный акт, во время которого мозг работает практически автономно, отдельно от сознания, в унисон ритмичным шагам, импульсно, и выдает решения самостоятельно, опираясь только на подсознание. То есть вытаскивает глубинные мысли.
А подумать мне было о чем. И потому я решил дожидаться машину во дворе — походить, подумать, доверив именно подсознанию план дальнейших действий. А что предпринимать какие-то действия время уже подошло, я осознавал отчетливо. Я переоделся в удобный камуфлированный костюм без погон, принадлежащий брату. Размеры у нас были примерно одинаковые, так что проблем не возникло, более того, даже головные уборы мы носили одного размера, хотя надевать голубой берет с кокардой, что лежал на полке в прихожей, я не стал.
Вечер уже плотно окутал город. Было не темно, но сумеречно. Двор освещался только окнами и двумя фонарями, что стояли в начале и в конце этого не самого короткого дома.
Детская площадка располагалась как раз в середине двора, напротив подъезда брата. Я вышел на нее и стал прогуливаться, заложив руки за спину.
Троих парней, пьющих пиво на скамейке неподалеку, я заметил сразу, но внимания на них не обратил. Я им не мешал, они мне тоже не мешали.
Но у них было, видимо, собственное мнение на этот счет. Чем-то их не устроило мое присутствие. Они двинулись на меня все вместе. Двое впереди, один чуть-чуть, шага на три, сзади.
Агрессивность этой троицы я определил по походке, по манере держать себя, но не обеспокоился и даже повернулся к ним спиной, уверенный, что в случае опасности я успею среагировать. Кроме того, для любого акта агрессии сначала следует найти причину. То есть обычно заводят предварительный разговор, якобы оправдывающий последующие действия. Но то, что драка будет, у меня сомнений не было. Смущало одно — у парней, как я заметил сразу, были типичные армейские прически, которых солдаты-призывники всячески стремятся избежать. У меня закралось подозрение, что это — солдаты. И, судя по возрасту, контрактники. Хотя полной уверенности не было. В современной жизни возможны любые прически и любые стрижки.
Я сразу просчитал варианты. Майор Саврентьев прислать солдат своей бригады явно не решился бы. Только сумасшедший будет выставлять солдат, даже отличных «рукопашников», против офицера, хорошо владеющего приемами рукопашного боя. Майор должен знать, что командир разведроты в состоянии изуродовать этих парней голыми руками.
Послать против меня солдат мог только тот, кто не знает, что посылает их против капитана спецназа ГРУ. И потому я с пятидесятипроцентной уверенностью отверг версию нападения солдат спецназа ГРУ.
Скорее всего, это были случайные люди. Тем более Самара известна своими криминальными нравами. Похоже, у молодых ребят просто руки чешутся. Но тем хуже для них. Ведь на моем месте мог оказаться и кто-то другой, кто не в состоянии за себя постоять. И постороннему человеку досталось бы серьезно. Значит, я обязан защитить этих посторонних людей и отбить у парней всякое желание померяться силой с более слабым.
— Эй, мужик, дай трубку позвонить, — мягко и в то же время с вызовом сказал тот, что шел впереди.
Я похлопал себя по карманам:
— Нету трубки. Не взял с собой, когда прогуляться вышел. — Я в самом деле свою трубку оставил на столе перед компьютером,
