– Допускаю, что сумел бы подружиться с ними, если бы умудрился прилететь в Дагестан на несколько часов раньше и спасти бригаду от гибели. Но прибытие моего взвода регламентировалось не моей волей…
– Ты хочешь сказать, старлей, что в момент уничтожения бригады тебя в Дагестане не было? Я правильно тебя понял?
– Так точно, товарищ полковник. Мне неизвестно точное время нападения, но, исходя из сообщения нашего начальника штаба при постановке боевой задачи, в этот момент мы находились в воздухе, и только летели сюда. А поименный список погибших мне предоставить не сочли нужным, и потому я не могу сказать точно, были там мои родственники или знакомые или таковых не было.
– Там был инженер связи Виктор Васильевич Сеголетов. Фамилия и отчество совпадают.
– Моего единственного старшего брата зовут Алексей Васильевич. А фамилия у нас не настолько частая, как Иванов, но и не самая редкая. Извините уж, если вас такой вариант не устраивает и по каким-то причинам не вписывается в вашу картину происшествия. Меня это, признаюсь, товарищ полковник, волнует мало. Я свое дело сделал на совесть, результатом доволен, особенно тем, что во взводе нет даже легко раненного солдата. Надеюсь, мне будет дана возможность как можно быстрее покинуть это место, поскольку взвод после дороги даже не имел возможности отдохнуть.
Полковник Джалилов одновременно и со мной разговаривал, и читал мой рапорт, с трудом, кажется, разбирая почерк. Когда он что-то не мог понять, то смотрел на меня, оттопыривал в мою сторону верхнюю губу вместе с полоской усов и показывал мне текст, прижав непонятное слово пальцем. Меня это только смешило. Принтер мы с собой на операции не возим и распечатать текст возможности не имеем. Пусть Джалилов радуется, что я не врач. Говорят, что для расшифровки написанного самым заурядным участковым врачом требуется недельная работа крупного дешифровального центра. Или же необходимо быть аптечным провизором, который обучен читать медицинские термины. И с помощью пациента иногда даже правильно догадывается, какое лекарство прописано в рецепте.
Я же с детства пишу разборчиво, хотя мелко и быстро, и потому полковнику сетовать следует исключительно на себя. Плохо в школе русский язык учил. Пусть и заканчивал когда-то, как большинство здесь, дагестанскую школу, где преподавание велось на одном из дагестанских языков. Русский все равно был обязательным предметом. Есть, кстати, языковой ценз и для государственных чиновников, к каковым следователи Следственных управлений при Следственных комитетах и относятся. При устройстве на работу кандидат должен показать качественное знание государственного языка. Хотя это все, вероятно, не критерий для жителей Дагестана, где каждая государственная должность имеет свой денежный эквивалент, идущий в личный карман вышестоящего чиновника. Здесь знание языка большого значения уже не имеет. Впрочем, местные порядки исправлять меня никто на Северный Кавказ не отправлял. Здесь без спецназа ГРУ должны разбираться.
Когда полковник Джалилов все же прочитал до конца мой по-армейски короткий рапорт, он сурово покачал головой и коротко посмотрел мне в глаза:
– Тебе, старлей, нравится отрубать людям головы?
– Каждому свое, товарищ полковник. Бандитам нравится головы отрезать, мне это не по душе. Я одним ударом отрубаю. И солдат своего взвода этому обучил. Малая саперная лопатка в этом случае легко заменяет топор.
– Да, жестокость порождает встречную жестокость, – полковник вздохнул.
– Я не вижу разницы между ударом лопаткой и выстрелом. С близкой дистанции произвести выстрел сложно. Особенно из автомата. Там противник всегда имеет возможность тебя опередить. И прицел к глазу не поднимешь. Ночью на короткой дистанции лопатка всегда надежнее.
– Может быть, может быть… – проворчал он. – Хотя есть здесь какая-то схожесть с головорезами-бандитами… Мне вот так видится – изощренная жестокость.
Мне показалось, что убедить полковника я не сумел, и потому продолжил:
– Бандиты отрезают головы или живым пленникам, или, что еще хуже, убитым людям. Мы бьем лопатками в схватке, когда и нас могут ударить или выстрелить.
– Но не сумел же он…
– Только потому, что я ему такой возможности не дал.
В это время полковнику позвонили. Он вытащил трубку, посмотрел на определитель номера и сразу ответил. Разговор велся на каком-то из местных языков, и потому я понял только одно слово, несколько раз произнесенное полковником – «генерал». Видимо, звонил следаку какой-то важный чин, большущий начальник. Но я вспомнил, что здесь не было сотовой связи, вытащил свою трубку, посмотрел.
У меня связи по-прежнему не было. Полковник тем временем разговор закончил, поймал мой удивленный взгляд и объяснил:
– У меня трубка спутниковой связи. Мне можно звонить даже с сотового телефона оттуда, где есть сотовая связь. Я, где сотовой связи нет, могу звонить только через спутник. Это служебная трубка. Полагается по должности при выезде в отдаленные районы, – последняя фраза была произнесена с гордостью и словно бы подчеркивала разницу между полковником Следственного комитета и командиром взвода спецназа ГРУ.
Я и сам эту разницу видел и признавал. Но трубку спутниковой связи решил себе приобрести. Для использования по оперативной необходимости. Слышал я от кого-то, что вполне надежную трубку можно купить тысяч за сорок-пятьдесят. Это вполне мне по карману. То, что стоит дешевле – ненадежно…
– Короче говоря, так, старлей, – продолжил полковник. – Ты сейчас со своим взводом улетаешь на одном из наших вертолетов, как было оговорено с твоим командованием. С собой забираешь тело Абумуслима Манапова…
– Это кто такой? – Мне что-то говорило это имя, но я не мог вспомнить, что именно. Хотя обычно я даже сложные для русского уха имена и фамилии легко запоминаю – связываю каждое имя с каким-то событием – так запоминается легче.
– Это тот самый эмир, которому ты голову отрубил. Вместе с головой заберешь. Ты отрубал, тебе и отвозить. Все справедливо. Тело эмира доставляешь в морг судебно-медицинской экспертизы Махачкалы. Там тебя встретят, груз примут. Расписку можешь не брать. Встретят те, кому следует. Других бандитов мы заберем сами. Знаешь, надеюсь, где судебно-медицинская экспертиза находится?
Все правильно. Я же смотрел его документы. Манапов – это убитый эмир. А не запомнил я, скорее всего, потому, что заинтересовался татуировкой. Отвлекся…
– Никак нет, товарищ полковник. Я Махачкалу вообще плохо знаю. Хотя город и небольшой. Я выбираюсь туда крайне редко, и только по большой необходимости. Последний раз был больше года назад.
– Вертолет полетит в ваш военный городок. Там тебе дадут машину. Ваш начальник штаба уже в курсе дела, он согласился помочь. Попроси водителя, который Махачкалу знает. Лучше кого-то из местных, есть у
