Контекст
Итак, социальная интуиция играет огромную роль в процессе принятия моральных решений. Стоит ли нам опять начинать дебаты на тему «Что важнее – логика или интуиция?». Это было бы глупо, особенно учитывая, что они перекрываются. Представим, к примеру, ситуацию, когда забастовщики прекращают работу, протестуя против несправедливой зарплаты. Можно истолковать это событие с позиций Колберга: постконвенциональный уровень морального развития в действии. А можно применить гипотезу социальных интуитивистов а-ля Хайдт: у восставших чувство справедливости оказывается весомее уважения к власти.
Чем препираться по поводу сравнительной значимости логики и интуиции, давайте лучше зададимся вопросом: какие обстоятельства вынуждают нас склоняться к логике, а какие – к интуиции? И могут ли решения в результате этого оказаться разными?
Как мы помним, еще в студенческий период Джош Грин вместе с коллегами положил начало «нейроэтике»; она выросла как раз из этих вопросов, которые виделись им как ступень к более общей проблеме «оправдывает ли результат/цель средства?». В качестве отправной точки они использовали дилемму вагонетки. У вагонетки отказали тормоза, она мчится по рельсам и вот-вот толкнет и погубит пять человек. Правильно ли будет сделать нечто, что спасет пятерых, но убьет при этом еще кого-то одного?
Люди обсуждали подобные проблемы со времен Аристотеля[422]; Грин с коллегами подключил нейробиологию. Испытуемые решали этическую задачу вагонетки, находясь в нейросканере. Участникам эксперимента предлагали принципиально обдумать два сценария. Сценарий 1. Вот несется вагонетка без тормозов. Пять человек обречены. Нажмете ли вы на рычаг, чтобы отправить тележку на другой путь, где погибнет только один человек (это изначальный сценарий)? Сценарий 2. Все то же самое. Но теперь: толкнете ли вы человека на рельсы, чтобы остановить вагонетку?{790}
Готов поспорить, читатель уже знает, какие области мозга активируются в каждом из сценариев. Если нужно нажать на рычаг, то доминирует длПФК, т. е. тот контур, который отвечает за отвлеченные моральные рассуждения. А если предстоит толкнуть человека под вагонетку, то активируется вмПФК (и миндалина) – глубинная система моральной интуиции.
А вы нажмете на рычаг? От 60 до 70 % людей стабильно отвечают утвердительно: длПФК вполне оправдывает прагматизм замены пятерых погибших на одного. Но если нужно своими собственными руками толкнуть человека на рельсы? Только 30 % готовы на такой поступок; чем больше возбуждение вмПФК, тем скорее они откажутся[423]. Это наблюдение чрезвычайно важно: небольшое изменение условий определяет и выбор пути для принятия морального решения (логика или интуиция), и набор вовлеченных участков мозга, и в результате само решение тоже. Грин продвинулся в исследованиях еще дальше.
Чем не устраивает людей прагматизм замены пятерых на одного в сценарии 2? Может быть, это реальность физического контакта с обреченным в ситуации «толкания»? Работа Грина отрицает такую версию: если в сценарии толкнуть нужно не рукой, а палкой, то результат не изменится – люди все равно откажутся это сделать. Немыслимость данного действия объясняется каким-то компонентом из психологии личной вовлеченности.
А может быть, вариант с нажатием на рычаг вызывает у людей меньше сопротивления, потому что будущая жертва находится на некотором расстоянии от нажимающего? Опять нет: люди используют рычаг с той же вероятностью, если жертва стоит совсем рядом.
Грин предположил, что ключ к решению лежит в области интуитивного понимания намерений. В сюжете с рычагом пять человек спаслись, потому что вагонетку направили на другой путь; смерть одного была случайной и явилась побочным эффектом, а те пятеро все равно бы выжили – независимо от того, стоял бы тот один на запасном пути или нет. И наоборот, во втором сюжете спасение пятерых напрямую зависит от смерти одного, и такой замысел или «намерение» интуитивно оценивается как неправильное. В качестве доказательства Грин предлагал испытуемым альтернативный сценарий. Вагонетка несется по рельсам, и вы кидаетесь к выключателю, чтобы остановить ее. На вашем пути стоит человек, и вы отталкиваете его, чтобы вовремя дотянуться до выключателя; человек неудачно падает и умирает. Оправдан ли такой толчок? Примерно 80 % людей говорят «да». Хотя и тут и там человека предстоит толкнуть, тоже присутствует физический контакт, но поступок совершен не нарочно и последствия его оказались побочным эффектом. Смерть погибшего не была способом спасти пятерых. С таким положением вещей человеку легче смириться.
Теперь усложним сценарий. Назовем новый сюжет «петлей». Можно нажать на рычаг и отвести вагонетку на другой путь. Но – о ужас! – этот другой путь оказывается всего лишь петлей и выводит вагонетку обратно на прежний курс прямо перед потенциальными жертвами. То есть вагонетка все равно убьет пятерых – за исключением того случая, если на ответвлении окажется человек, который своим телом остановит вагонетку. И при этом сам погибнет. Данный сюжет предполагает такое же намеренное действие, как и сюжет с толканием человека на рельсы своими собственными руками: перевести вагонетку на другой путь – это еще не все: вагонетка должна убить человека. Теоретически только 30 % людей смогут повернуть рычаг в этом случае, но результаты исследований дают результат 60–70 %.
Грин заключил (по данным этого и последующих экспериментов), что вселенная интуитивиста чрезвычайно ограничена. Убить кого-то специально, чтобы спасти пятерых, чувствуется интуитивно неправильным, но ощущение «неправильности» усиливается, когда убийство происходит прямо здесь и сейчас; если же последовательность намеренных действий усложняется, то это ощущение ослабевает. И происходит так не из-за когнитивных ограничений: испытуемые прекрасно осознают необходимость гибели человека в сюжете «петли». Просто ощущение другое. Иначе говоря, интуитивное чувство резко притупляется с увеличением расстояния и времени. Подобную близорукость в отношении причины и следствия как раз и можно ожидать от мозга, функционирующего быстро и на автомате. Близорукость похожей природы заставляет оценивать грех действия строже, чем грех бездействия.
Таким образом, исследования говорят о том, что когда жертвование одним человеком требует активных, намеренных и немедленных действий, то включается нейронный контур интуитивных ощущений – и цель не оправдывает средств. А в обстоятельствах ненамеренного вреда или когда намерение психологически отнесено от результата на некоторое расстояние, доминируют другие нейронные связи, в итоге же на передний план выступает противоположная философия касательно целей и средств.
Из всей этой вагонеткологии следует утверждение более крупного масштаба: принятие моральных решений может сильно зависеть от обстоятельств{791}. Часто важнейший эффект, производимый изменением контекста, – это перенос точки приложения нашей интуитивной морали. Великолепная книга Дэна Ариели из Университета Дьюка «Предсказуемая иррациональность» (Predictably Irrational)[424] резюмирует данную тему. Оставьте деньги в общей комнате в офисе – и к ним никто не притронется; деньги красть нехорошо. А если оставить банки с кока-колой, то скоро их разберут. Всего один шаг от денег к банкам с колой притупляет
