– А накупи-ка там нашим барышням фиников, фундука, кураги и вообще восточных сладостей. И ещё по полдюжины ихних тюбетеек, летних и зимних.
– А тюбетейки-то зачем? – спросила Марина.
– Будем вам лифчики шить! – усмехнулся Кондрат.
– Да куда так много то? – удивилась Зина: – У нас только по две груди, да и то их пока поддерживать не надо.
– Как и чем их поддерживать мы и сами знаем! Значит тюбетейки Андрею на что-то другое нужны! – сказал брат.
– А ты, Валера, зайди ещё к английским купцам, которые сукном торгуют и прикупи прорезиненной ткани – «макинтош» называется. У них уже должна быть. Возьми рулон тонкой и рулон той, что поплотнее. Да пару струн ещё для арфы прихвати, не забудь! – попросил я его.
– Как же я про струны-то забуду. Ради них и еду. – сказал Валерий и лукаво подмигнул.
Когда майор Волков собрался уходить, я его попросил:
– Анатолий Алексеевич, не сочтите за труд, пришлите нам, пожалуйста, с посыльным пару солдатских шинелей, пару офицерских, да по полдюжине солдатских папах и офицерских фуражек, – попросил я.
– Да и вовсе труда не составит. Благо все наши склады здесь же, в Гатчине! Честь имею, господа!
Когда Волков ушел, девушки разошлись по спальням, а мы с братом остались в гостиной.
– И зачем тебе тюбетейки-то понадобились? Неужто решил в исламисты записаться? Тогда учти – у них же обрезание надо делать! – пошутил брат.
– Ну, обрезание не только у мусульман делают. И ничего – живут же люди. И некоторые ещё как живут! А мы с тобой затеяли создать новый, особый род войск – авиацию. Значит и форма у нас должна быть своя, особенная. Вот и начнём с головы. В чем ходили солдаты летом в Советской армии? В пилотках. Значит и название пошло от пилотов. Но более бестолковый головной убор и придумать-то трудно. На голове не держится, в дождь укрывает разве что макушку, на бегу соскакивает, а на ветру слетает. А ведь любой аэродром – это большое, открытое пространстве, где гуляют ветры. Ну и какому пилоту, технику или мотористу такой пирожок на голове нужен?
А зимой – шапка-ушанка. Если в мороз у неё опустить уши и подвязать под подбородок, то свои ухи не отморозишь. Но загривок и горло остаются открытыми. А сзади, если даже и поднять ворот шинели, то и дождь, и мокрый снег будут попадать за шиворот. Но ведь был когда-то и другой головной убор – будёновка. Из всех форменных шапок мира она была самой лучшей и практичной.
Баллада о Будёновке.Когда я закончил Кременчугское лётное училище Гражданской авиации, меня распределили в Ярославль вторым пилотом на вертолёт Ми-4. А там назначили в экипаж к старейшему и опытнейшему командиру Василию Ивановичу Стебакову.
Это был человек необычайной и очень сложной лётной судьбы.
Он закончил военное лётное училище истребителей в августе 1941-го года. И не он один. И куда было командованию девать целый выпуск новоиспечённых лейтенантов? Немец-то в начале войны большинство наших самолётов ещё на земле пожёг. Опытные пилоты, кто уцелел, и те оставались безлошадными. Вот и стали распихивать молодых летёх кого куда взводными. Моего Василия Ивановича за одно только имя и отчество отправили в кавалерию. Как-никак, а полный тёзка самому Чапаеву. А что такое была кавалерия времён Великой Отечественной войны? Это только в кадрах кинохроник лихие красные всадники с саблями наголо догоняют и рубят убегающих немцев. А на деле? Поди-ка с сабелькой против танков и автоматчиков. Было, конечно, несколько рейдов по тылам противника кавалерийского корпуса Доватора. Но это лишь единичные эпизоды. А главное назначение кавалерии в Отечественную войну были тачанки, которые ещё батька Махно Нестор Иванович придумал. Кавалер ордена Боевого Красного Знамени за номером 4.
Вот и дали Стебакову взвод – три тачанки, девять бойцов и десяток коней. Воюй, лейтенант. Если где немец прорывал нашу оборону, то пока ещё туда подтянут основные силы, что бы закрыть брешь. Если вообще подтянут. А тачанки – быстрые и лёгкие. Везде пройдут. И затыкали ими все пробоины на фронте. И приказ был один – стоять насмерть! И стояли. Приказ-то тов. Сталина «Ни шагу назад!» – никто не отменял.
Вот так лётчик Василий Иванович Стебаков всю войну и прошел, аж до зимы 45-го, пока его обратно в авиацию не вернули. Ну, а после войны демобилизовался и пересел на кукурузник – поля от вредителей очищать. Но кавалерийская закалка и выправка остались на всю жизнь. Рассказывали мне такой случай. Где-то в колхозе на авиахимработах это было.
Кто-то из техников взялся подкалывать Стебакова, мол, ты на войне только кобылам хвосты крутил. Ну Василий Иванович без внимания на такие подначки. А тут верхом агроном подъехал, что-то уточнить. А Василий Иванович и попросил у того жеребца, прокатиться. Отъехал он подалее, сломил прутик с кустика, а обратно в галоп. Шагов за полсотни не доезжая, взметнул прутик над собой – Шашки подвысь!
Ну а тому технику, казалось бы, что угрожает. Стоит себе, облокотившись о нижнее крыло. Можно и шаг назад сделать – кто его из под крыла достанет? Но не выдержал этот балагур, нервишки сдали и он побежал. Стебаков его в три скачка догнал и срубил. Начисто срубил – тот аж через голову перелетел. А чем срубил то? Прутиком, которым и колосок-то не скосишь. А Василий Иванович соскочил с коня с особым шиком, как умеют только лихие наездники, отдал поводья агроному и только хмыкнул технарям:
– Поняли теперь, что такое сабельная атака!? пЯхота, царица полей! В Бога, в душу, в 12 апостолов и в 33 света вашу…!!!
Вот таким был мой первый командир, самый строгий, но справедливый лётчик на свете – Василий Иванович Стебаков.
Ох и натерпелся я от него, давал он мне чертей, пока лётному мастерству поучал. Только потом, через пару лет, после того как налетал я свою первую тысячу часов и сам стал командиром, смог я оценить его уроки пилотирования.
А к чему я всё это рассказал? А к тому, что будучи курсантом, летал он в будёновке. Кожаные шлемофоны-то только инструкторам выдавали. А учился он летать ещё на По-2 с открытой
