– Восток дело тонкое, Андрюха!
Как-то в начале мая у колодца Итыбай встретили мы караван казахов, что служили Хивинскому хану. А нас-то всего десятеро было. Но надо знать Скобелева – шашки подвысь и атаковали. Их-то во много раз больше. Вот уж славная была рубка. Только на мне было три лёгких ранения, а на командире аж семь. Но бежали казахи и караван свой бросили. Дальше уж Хивинский поход без нас шел, а мы до конца мая раны залечивали. Но в строй вернулись уже не одни, а с двумя сотнями гренадеров и ракетной командой. Хиву взяли штурмом, но там меня крепко зацепило и был я отправлен на излечение сначала в город Пермь, а оттуда в город Орёл. А как излечился-то и был назначен в Орловский, князя Варшавского графа Паскевича-Эриванского полк. Там и застало меня начало Турецкой компании. Двинули нас на Балканы освобождать Болгарию от османов. Вышли мы к Дунаю. Река красивая, но нам-то с той красоты не радоваться. Командовал нами тогда генерал Драгомиров Михаил Иванович и полковник Клевезаль. А как поступил приказ переправляться, то в первой же лодке со мной оказался генерал Скобелев. Откуда он появился, ума не приложу. Но встретились мы как братья. А уж на том берегу Дуная после боя вызвал он меня в штабную палатку и при всех офицерах вручил мне третьего Георгия ещё за Туркестан и медаль за покорения Коканда. Ну а потом была Шипка. Взяли мы этот перевал и крепостцу сходу, по-скобелевски. Ну а далее наш полк остался Шипку оборонять. А Михал Дмитрича перекинули под Плевну. Михаил Иванович Драгомиров, как прознал про мои заслуги и в Хивинском походе и в Коканде, то присвоил мне чин фельдфебеля. Так и началось наше сидение на Шипке. Июнь и июль проходили в перестрелках. А вот в августе турок попёр на нас всерьёз. 9 августа занял гору Малый Бедек и начал садить по нам оттуда из пушек. А у нас-то и было всего 27 орудий под командованием капитана Теплякова Павла Гавриловича. Тяжковато было, но мы держались. И вот 11 августа османы с раннего утра пошли в наступление и уже к полудню нас почти окружили. Тогда и послал меня полковник Клевезаль на батарею Теплякова с приказом, что бы тот сменил позицию и обстрелял Боковую горку. Когда я прискакал на батарею, то Павел Гаврилович был уже ранен, но из боя не вышел и продолжал вести огонь. Пять орудий у него было уже подбито, а ещё два с поломанными колёсами, но стрелять пока могли. Вот он и отправил 20 орудий в сторону Боковой горки, а сам остался при двух орудиях отражать атаку турок с востока. Трижды османы врывались на нашу батарею и трижды мы штыками сбрасывали их обратно. Вокруг полно было турецких трупов, но и у нас потери были немалыми. А ближе к вечеру они пошли атаковать нас в четвёртый раз. Опять сошлись в штыковую. Налетел на меня здоровенный башибузук с саблей. Видать офицер ихний. Но я его на штык и принял. Да больно грузен турок был – штык возьми да обломись. Поднял я тогда его саблю-ятаган и ею отбиваться стал. Мы с капитаном Тепляковым бились спина к спине, пока его шальной пулей не зацепило. Тут уж и мне от кого-то пркладом в спину прилетело и я рухнул на дно рва. Очнулся, слышу бой-то ещё идёт, держат наши батарею. Гляжу, а рядом со мной убитый турецкий горнист лежит и в руке у него ихняя дудка зажата. Взял я этот струмент, вспомнил как в детстве на дудочке играл и стал что есть сил дудеть турецкий сигнал к отступлению. Турки как горох с нашего редута посыпались, чуть не затоптали меня. А уж позже к нам на подмогу подоспел целый стрелковый батальон генерала Цвецинского. Его солдат казаки на своих лошадях по двое на перевал вымахали. Уже в сумерках отыскал я Павла Гавриловича. Тяжело ранен он был. Голова кровавой тряпкой обвязана, левый глаз заплыл, но живой. А редут наш назывался Орлиное гнездо и оборонял его Орловский полк. После нас из-за больших потерь в тыл отвели, а капитана Теплякова отправили на излечение в Орловскую губернюю. Солдатская-то молва завсегда бежит впереди паровоза. Вот и про нас с Павлом Гавриловичем уже сказку сложили, будто бы мы с ним вдвоём под Орлиным гнездом всю армию Сулейман-Паши опрокинули. Дошло до начальства, вызвали меня в штаб к командующему генералу Столетову Николаю Григорьевичу. Он в ту пору командовал и нами и болгарским ополчением. Порасспросил он меня об обороне Орлиного гнёзда, посмеялся над моей уловкой с сигналом отступления, достал из ларчика серебряный солдатский Георгиевский крестик, а я шинель-то и распахнул. Тут он и увидал, что у меня уже три Георгия – два серебряных и один золотой. Ну деваться некуда – положил он серебряный-то обратно в ларец, а со своей груди отколол офицерский крест и хотел мне его навесить. Но я отказался – негоже мол фельдфебелю офицерский крест носить. А отправьте-ка лучше этот крест капитану Павлу Гавриловичу Теплякову. Под его началом мы редут
