Раздавшиеся крики в доме и на подворье, с последующим топотом удаляющегося коня с посыльным ознаменовали начало деятельности сеньора на своем подворье.
Наконец, спустя два часа после ванны и в конце застольного обеденного пиршества, раздался шум и в пиршественный зал вошел похожий на колобок черкес, с высоко поднятым подбородком и маской все той же мании превосходства на лице.
Попытка самовольного входа в зал была пресечена алебардами готских швейцарцев, скрестивших оружие прямо перед лицом входящего. Оторопевший и привыкший чувствовать себя хозяином в этом доме, черкес застыл прямо в дверях.
Все спланировано и учтено до мгновений. Немедленно назначенный церемониймейстером войнук из первых европейских пленников маркграфа и уже достаточно изучивший черкесский (а готский – так это практически тот же немецкий, который всякий образованный дворянин знает) ждет моего кивка для объявления имени входящего.
Адыгский дворянин, привыкший к общению с подданными мангупского сеньора как с низшей кастой, легко и просто поддается на провокацию. Руками толкает одетых в красное алебардистов, преградивших ему дорогу, даже не замечая цвета одежд останавливающих его воинов. Именно этого я и добивался. Тот, кто поставил этого черкеса над моими воинами, явно не считал их за что-то значимое. Мгновение, и теперь ворвавшийся в зал дворянин оказался преследуемым двумя стражами, под крик объявляющего титул ворвавшегося в обеденный зал черкеса.
Еще несколько мгновений, и воин, прервавший трапезу готского князя, остановился в центре П-образного застолья, под скрещивающимися взглядами пирующих и самого господина дома. Взмах руки, и не спешившая остановить дворянина стража замирает за спиной войнука.
– А вы кто? – мои слова звучат громогласно и убийственно в мгновенно затихшем зале.
Только сейчас спровоцированное великовозрастное дитя кавказских гор и равнин, эмоциональный на генном уровне боец – рохли и невзрывоопасные личности не выживают – начинает понимать, что он ворвался в зал старшего его по рангу вельможи и хозяина дома.
Теперь вступают законы рыцарства и куртуазности, в которых есть такое понятие, как «потеря лица» сеньора из-за недостойного поведения его вассала. Обычно это заканчивалось смертью вассала, дискредитировавшего своего сеньора.
– Гурен Лиго, дворянин рода Пшизаг, – ответил черкес.
– Наверное, ваш отец из княжеской семьи или какой-либо граф, а может барон, если по европейским титулам. Назовите ваше владение! – начинаю культурно и ненавязчиво склонять мысли воина в сторону рангов окружающих его людей.
– Мой отец дворянин рода Пшизаг, – начал повторяться простой воин, а может и не простой, вдруг заболевший обычной звездной болезнью. Человек, дорвавшийся до власти над чужими людьми.
– Сэр Генрих, кто ваш отец? – обращаюсь к баронету, присягнувшему мне на верность.
– Барон Эрик из Мельбурна, ваше сиятельство, – ответ специально поставленного на стражу баронского сынка был четок и лаконичен.
– Гурен Лиго, как я понял, вы обычный наследственный дворянин, без имения из рода Пшизаг? Так?! – вопрос требовал ответа и незамедлительного.
– Так! – ответ войнука был прост и односложен. Этот человек еще не понял, что, не говоря «ваше сиятельство», он сам роет себе могилу.
– Барон Трифо Йури Мигийский! – Немая сцена и переглядывания окружающих. Все вдруг осознали, что только что войнук Трифо стал бароном и получил майорат. – Как так получилось, что простой войнук чужого княжества вдруг стал руководить вами и моими вассалами? Вы обращались по этому поводу к моей жене? – вновь перевожу беседу на вассала.
– Ваше сиятельство. Госпожа вызвала меня и огласила свое решение. Как я мог возразить ей? – упавший на колени бывший готский крестьянин, вдруг ставший бароном, был искренне огорчен претензией своего сеньора.
– Барон Трифо Йури, встаньте. Мной лично было доверено вам выполнение обязанностей по решению моих замыслов и моего представительства в Кафе. Фактически местное поместье, владения Камары и даже дела владений мигийских были в ваших руках, обязанности майора готийских владений своего господина. И тут какой-то простой дворянин из чужого рода, который даже не знает, как надо приветствовать мужа своей госпожи, начинает командовать моими вассалами. Разве не должны вы были напомнить госпоже о том, что мой вассал не есть вассал чужого вассала! – определяю заслугу новоявленного барона и майора моих владений.
– Вы, госпожа Исыль Сон, почему вы вместе с девами Сомун Гу и Ен Куна и другими вашими воспитанницами не находитесь в свите госпожи и не защищаете ее? – теперь я перешел на своих корейских подданных женского пола.
– Мы заслуживаем смерти, наш ван… – теперь все три кореянки, а следом за ними еще две девицы из подчиненных дамы Исыль Сон, упали на колени и даже ниже, по корейскому обычаю исполняя поклоны и лепеча на готско-корейском.
– Смотрю, и Пак Сон не находится рядом с госпожой. Разве вы не должны постоянно находиться у покоев госпожи вместе с вашими учениками? – обращаю внимание на объявленного телохранителем госпожи выходца из будущей Маньчжурии.
– Мы заслуживаем смерти, наш ван… – Еще один участник театрализованного представления, играющий на полном серьезе, упал на колени и принял позу покорности воле господина. Он ведь не знает что для меня это психологический этюд. Для него и окружающих все очень и очень даже серьезно.
Пак Сон, отбивая поклоны на полу, оглядывается на ближайшего ученика. Мимический жест учителя ученику, и вот уже пятеро пацанов отбивают поклоны и провозглашают: «Мы заслуживаем смерти, наш ван», – и так далее и тому подобное.
– Все хватит. Немедленно. Чтобы все, кроме барона, отправились к госпоже и просили ее о помиловании. Тот, кто к вечеру не займет место рядом с госпожой, будет наказан палками по восточному обычаю. Думаю, циновки на базаре найдутся. Все. Поднялись и бегом к госпоже, – озвучиваю приговор, казалось бы, провинившимся слугам.
Мои восточники и их ученики с воем убывают из зала. Заранее проинструктированные Пак Сон и Исыль Сон, вместе со своими людьми, громко голося, убыли с подворья к дворцу амангуптских владетелей.
– Моим вассалам благородного происхождения, которых без всякого внимания и уважения проигнорировали на входе, запрещаю вызывать сего войнука на дуэль и отвечать на его вызовы, – определяю временное перемирие между всегда готовыми пустить кровь друг другу вояками.
– Теперь вы, войнук Гурен сын Лиго. Уважая род жены и его владетелей, я не буду рубить вам голову за нанесение лично мне оскорбления. Пусть решение принимают моя жена и ее отец. Когда решение будет озвучено и дойдет до моих ушей, я решу, как быть далее. Направляйтесь к госпоже и ждите ее решения, – мой замысел должен быть прост и должен быть далеко идущим.
Противник должен сам себя начать уничтожать изнутри. Кроме того, этот человек моей жены вынужден будет рассказать о событиях, произошедших в его присутствии, и лично подтвердить мой гнев над моими людьми, людьми, которые должны под окнами дворца Мангупа учинить настоящий средневековый митинг с поклонами и криками «Спаси МаМа» (классика обращений к монархам Кореи
