Капитан Ерофеев, приставив к глазам бинокль, пристально всматривался в немецкие позиции, затем что-то черкал в своем блокноте и старательно делал вид, что происходящий разговор его совершенно не интересует.
– Занят я, товарищ капитан, – буркнул ротный. – Перемещение у немцев какое-то непонятное, нужно его зафиксировать.
– Хорошо, отвлекать не будем, дело важное, – согласился Романцев и повернулся к перебежчику:
– Ты ведь из плена бежал?
– Да.
– Хорошо… А теперь расскажи о себе по порядку! Кто ты таков? Назови свою фамилию, имя. В какой части служил на фронте, как попал к немцам в плен. В каких лагерях побывал, чем там занимался… Меня интересует каждая мелочь.
Присев на бруствере, Тимофей подложил под планшет блокнот, вытащил острозаточенный карандаш и приготовился записывать.
– Товарищ капитан, так я уже рассказывал командиру роты, – неуверенно произнес Макар, посмотрев в сторону хмурого Ерофеева, продолжавшего очень сосредоточенно рассматривать в бинокль позиции немцев.
– Командир роты, вне всякого сомнения, важное должностное лицо, с этим никто не поспорит. Но что поделаешь, у меня имеются свои инструкции, будь они неладны! Я должен выслушать тебя и записать все твои показания. Уверен, что для меня у тебя найдутся какие-то новые подробности, которые ты позабыл рассказать товарищу капитану. Итак, начнем с твоего имени и номера полка, в котором ты служил до того, как попал в плен.
– Меня зовут Макар Григорьевич Забияка. Рядовой триста сорок четвертого полка, сто семидесятой стрелковой дивизии. Попал к немцам в плен двадцать шестого мая сорок второго года. Затем был помещен в сборный пункт под Харьковом. Затем нас переправили под Кременчуг на рудник…
Макар говорил неторопливо, осознавая, что это не просто беседа, а самый настоящий допрос, от которого зависит его дальнейшая судьба.
– Весьма интересно… Что вы там добывали? – перебил Романцев.
– Железную руду.
– Тяжелая работа, поди, насмотрелся ты на эту руду, – понимающе кивнул Тимофей. – И как она выглядит? Серого цвета, наверное, как сталь?
– Именно так, товарищ капитан, – охотно согласился перебежчик. – А еще она очень тяжелая.
– Ну, это понятно, все-таки железо, а оно легким не бывает. А как же вы выносили такую тяжесть?
– На тачках… Грузили и вывозили.
– И как долго ты работал на этих рудниках?
Командир роты неодобрительно посматривал на Романцева. Ему откровенно было жаль паренька, буквально валившегося с ног от усталости. Но всякий раз бедолага усилием воли перебарывал себя и продолжал отвечать на вопросы. Оставалось только удивляться, откуда берутся столь недюжинные силы в таком тощем теле. Ему бы поспать хотя бы часа два, отвлечься от тяжелых дум, а там и к расспросам можно приступать. Но Романцев не желал замечать усталости бойца.
Макар слегка призадумался, вспоминая, после чего уверенно произнес:
– Шесть месяцев.
– Полгода… Это большой срок для рудника. Другие и месяца на такой работе не протянут, а ты целых шесть! Повезло тебе, Макар, и здесь! Судя по твоей комплекции, не сладко тебе пришлось. Видно, характер у тебя кремень! Ты, парень, под счастливой звездой родился, где же ты силы нашел, чтобы все это вынести?
– Послушай, товарищ капитан, – перебил Тимофея Ерофеев. – Я, конечно, все понимаю, контрразведка и прочие дела, нужно бдительность проявлять, но ведь к людям тоже нужно с человеческими мерками подходить. Неужели ты не видишь, что парень едва на ногах стоит. А потом, какой из него шпион? Просто повезло парню! И на руднике, и здесь. В жизни такое случается, это война! Можешь мне поверить, с такими чудесами я едва ли не каждый день сталкиваюсь! – Сняв полевую пилотку, он показал ее Тимофею. – Вот глянь сюда, видишь, дырка? Так это она от пули. Снайпер ее вчера с моей головы сбил. А поднимись я на полвершка повыше, мы бы с тобой сейчас не разговаривали.
Романцев неодобрительно посмотрел на ротного. По долгу службы он просто обязан был заглядывать в личные дела офицеров, и часто от его мнения зависела их судьба. А с Ерофеевым особый случай – прежде он был майором и командовал батальоном. Сейчас он служил в штрафном полку командиром роты, и причин для особого внимания к его персоне было предостаточно. Две недели назад их полк был переведен из-под Витебска в Тринадцатую армию. Для такого решения у командования имелись весьма веские причины: во время запланированного отхода на запасные рубежи ассистенты потеряли Красное Знамя полка. Это был позор! В соответствии с Указом командир полка и офицерский состав подлежали военному трибуналу, а войсковое подразделение должно было быть расформировано. В результате расследования было установлено, что командир полка передал знамя двум ассистентам, чтобы они немедленно доставили его в штаб дивизии. Но при переходе бойцы попали под сильный артиллерийский обстрел: один из ассистентов был сражен осколком снаряда, а второй – тяжело ранен. Знамя было потеряно.
Ввиду того что утрата Красного Знамени произошла не вследствие малодушия личного состава, а в результате гибели и ранения ассистентов, а также учитывая обстоятельства, что в предшествующих боях полк успешно выполнял боевые задания командования, было решено перевести его в разряд штрафных. Всех офицеров, включая командира полка, понизили в звании. Каждому из них предстояло в полной мере искупить вину, чтобы вернуть полку честь и Красное Знамя.
Личному составу полка следовало помнить, что за малейшее нарушение, невзирая на звание и чины, он будет подвергнут аресту.
– Капитан, я тебя внимательно выслушал, – строго посмотрел на ротного Романцев. – Погоны тебе не жмут в плечах? А то, знаешь ли, могу посодействовать, чтобы с тебя
