– Маленькие дети в нашей стране не пропадают, Олеся Владимировна, – сказал Шелест. – Если у органов не будет претензий к вашей маме, то она займется воспитанием внучки. В противном случае девочка будет передана в детский дом, где ей окажут надлежащие уход и заботу.
– Господи, вот этого я и боюсь! – Олеся опустила голову, чтобы скрыть набежавшую слезу.
Шелест неловко себя чувствовал, прятался за напускной суровостью. Злость испарилась, заныла совесть.
«Какая совесть на этой войне? – уговаривал он себя. – Такой же рудимент, как аппендикс! Но я словно на канцелярской кнопке сижу. В чем причина? В этой вот женщине? А если она враг? А ведь я – какое-никакое ответственное лицо».
– Но почему? – Олеся подняла голову, в глазах ее замерцал тусклый зеленый огонек. – На основании чего меня обвиняют?
– Вас подозревают, – поправил ее Шелест. – Если подозрения не подтвердятся, вы вернетесь к работе и к родным. Ваши товарищи по отряду подозреваются наравне с вами.
– Но почему именно мы? – Голос женщины задрожал. – Как вы это представляете? Нас разбросало по лесу, двое лежали без сознания, третий застрял в болоте… – Она осеклась и, кажется, наконец-то начала работать головой.
Потом Леся покосилась на фуражку, продырявленную бандитской пулей. Та по-прежнему лежала на столе.
Женщина недоуменно моргнула и спросила:
– Что у вас с фуражкой?
– Износилась, – ответил Шелест и улыбнулся.
Глава 12
Майор не мог уснуть, ворочался с боку на бок. Гальперин безмятежно храпел. Настя вертелась на полу, потом заявила, что этот фон не для нее, завернулась в одеяло и ушла в дальнюю комнату, волоча за собой матрас.
Ее уход взрыва эмоций не вызвал. Но сон не шел. Темнота была почти кромешной. Лишь тонкие лунные ниточки просачивались сквозь щели в ставнях.
В первом часу ночи Станислав поднялся, сунул ноги в сапоги, стащил со стула автомат и побрел на крыльцо курить. Он дымил, облокотившись на загородку, смотрел на звезды, формирующие где-то там далеко галактики и туманности.
Округу обволакивала звенящая тишина. Двор, окольцованный высоким забором, был погружен в полумрак. В нем создавался какой-то собственный, обособленный мирок.
Мысли майора витали в пределах минувшего дня. Вереница живых и мертвых лиц тянулась перед глазами. Леся Приходько исподлобья смотрела на него, давила на совесть, порядочность, на какие-то тонкие душевные струны, иметь которые человеку его профессии строго воспрещалось.
Через пару дворов на запад залаяла собака. Она гавкнула пару раз и заткнулась.
Майор выбросил окурок и вдруг застыл. Онемело в животе, запершило в горле. Боковым зрением он заметил, как какая-то штуковина перелетела через забор и покатилась к крыльцу.
Стас мигом кувыркнулся через перила ограждения.
Граната допрыгала до крыльца, громко рванула. Через три секунды грохнула следующая. Посыпались стекла с фронтальной стороны дома. Взревели какие-то уроды за забором, закричали оперативники, продравшие глаза.
Шелест распластался сбоку от крыльца, зарылся в старые ведра и тазы. Ударная волна вышибла деревянные балясины из ограждения.
Чутье подсказало майору, что третьей гранаты не будет. В его распоряжении есть несколько секунд. Он с гудящей головой выкатился из груды хозяйственного хлама, волоча за ремень автомат, бросился за бочки, стоявшие посреди двора, скрючился за ними, высунул нос.
От мощного удара распахнулась калитка, в нее полезла нечистая сила. Несколько боевиков ворвались во двор и открыли беспорядочную пальбу по окнам. Из дома раздались ответные очереди. Что-то злобно выкрикивала Настя, чертыхался Гальперин.
– Хлопцы, поджигай! – истошно завопил какой-то боевик. – Они окружены! Трое их там. Не уйдут!
Какие осведомленные. И вам, как говорится, здравствуйте!
Момент оказался как нельзя более удачным. Спасибо боженьке за то, что вывел на улицу покурить. Боевики сидели на корточках, привалившись к фундаменту, поджигали факелы, смоченные соляркой.
Майор выпрыгнул из-за бочки. Он знал, что ведение огня длинными очередями до добра не доводит. Ствол раскаляется, автомат выходит из строя. Но сейчас Стас плевал на эти мелочи. «ППШ» трясся, вываливался из рук. Пули крошили боевиков, они орали, катались по двору. От подожженных факелов, валявшихся на земле, тянулось зловонное пламя.
В считаные секунды Шелест расстрелял магазин, попятился обратно за бочку. Граната перелетела через ограду, взорвалась посреди двора. В ушах у майора уже основательно звенело.
Боевики кричали за забором. Желающих войти в калитку пока не наблюдалось. Теперь стрельба вспыхнула на другой стороне дома. Обошли!
На дороге за оградой тоже стоял грохот. Треск немецких автоматов заглушал пистолетные выстрелы. Проснулись люди Кисляра, коротающие часы в доме напротив. Да вот толку от них!..
– Командир, держи! – В разбитом окне мелькнул силуэт, и что-то покатилось через двор в его сторону.
Он бросился наперерез снаряженному диску от «ППШ», схватил его, покатился обратно, собирая пыль. Своевременно, нечего сказать.
Кто-то залег в проеме калитки. Пули пахали землю, пронзали бочки с водой.
Майор вбил диск, выпустил очередь в проем.
– Командир, они на заднем крыльце! – выкрикнул Гальперин. – Там Настя!
Какого хрена она там делает?!
Стас вскочил, дал очередь в калитку. Кажется, там кто-то вскрикнул.
Гальперин высунул руку из окна, швырнул гранату наискосок, собираясь попасть в проем. Граната рванула с недолетом, разнесла дверь калитки, продырявила ограду.
Ничего, и так сойдет. Врасплох застать хотели? Боевики, похоже, были обескуражены.
Стрелял «ТТ» за забором. Почему один?
Шелест вприпрыжку припустил через двор. Добро пожаловать в западню, товарищ майор! Хрен редьки не слаще. Во дворе он на виду, а в доме какое-никакое укрытие.
Станислав ворвался в сени, расшвыривая тазики и грабли, падающие на голову.
– Не стрелять, это я!
Наспех одетый Гальперин бросился навстречу. Глаза товарища блестели в темноте.
– Командир, они с тыла заходят, там Настя их держит.
И что это за
