Было без восьми минут два, когда приоткрылась дверь.
– Эй, как вас там, заходите.
Сердце Вадима устремилось в пятки. Какого черта? Так долго ждал, с чего вдруг оробел? Он вошел в кабинет с каменным лицом, прикрыл дверь.
Ни о каком немецком порядке речь в этом помещении не шла. Коробки, папки с бумагами. Несколько настольных ламп на столе. Одна из них горела.
Полковник снял плащ, вымыл руки за ширмой и сейчас вытирал их носовым платком. Он исподлобья смотрел на визитера.
– Хайль Гитлер! – заявил Вадим, выбросив руку вперед.
– Сейчас, потерпите, таблетку приму, – проворчал Краус, выдвигая ящик стола. – А то голова трещит как последняя сволочь. – Он вытащил таблетку из упаковки, проглотил без воды, запрокинув голову.
«И мне одну», – подумал Сиротин, хотя всегда с подозрением относился к лекарствам любого рода.
Он предпочитал перетерпеть боль, чем пичкать себя непонятно чем.
– Я вас слушаю, – проворчал полковник Краус. – Как, говорите, ваша фамилия?
– Гауптман Мориц. – Вадим вытянулся по швам. – Выполняю распоряжение полковника Штрауха. Вот предписание. – Он развернул аккуратно сложенный лист. – Мне поручено забрать и отвезти в Севастополь всю документацию, связанную с агентурой, которую мы собираемся оставить в Крыму в случае его сдачи.
– Это еще зачем? – осведомился Краус, вчитываясь в предписание.
Составлял его человек, хорошо знакомый с особенностями германской канцелярии.
– Все архивы должны храниться в одном месте, под надежной охраной, герр полковник. Не исключено, что их придется транспортировать в рейх специальной субмариной. Это очень деликатная документация, согласитесь. На организацию этой подпольной сети ушло немало сил и средств. Мы не можем рисковать своим будущим, герр полковник.
– Мне нужно официальное распоряжение, – пробормотал полковник, вытирая платком вспотевшую шею. – Почему такая спешка? Русские входят в город? Наши агенты на грани провала?
– Это и есть официальное распоряжение, – отрезал Вадим. – Если хотите, можете позвонить в Севастополь. Но я не стал бы это делать. Там вам скажут то же самое.
– Минуточку. – Полковник нахмурился. – На документе проставлена вчерашняя дата. Не думаю, что сотрудники канцелярии допустили бы такую оплошность.
– Тем не менее они это сделали. – Сиротин не менялся в лице. – Да, господин полковник, документ датирован задним числом. На это имелись свои соображения, никак не связанные с сутью дела. – Право слово, не объяснять же этому бюрократу от разведки, что вчера герр гауптман никак не мог заглянуть сюда.
Головорезы Жоры Тернопольского напали на партизанский лагерь, и Вольфганг Мориц был занят другими неотложными делами.
– Полковник, я требую немедленно передать мне все документы, связанные с нашей агентурной сетью. – Вадим старался говорить спокойно, без угрожающих нот. – Полагаю, это не очень большая стопка. Где вы их храните? В подвале?
«Без шести минут два. А если ребята раньше начнут? Вот он, момент истины!»
Быстрое движение глаз полковника было непроизвольным, вряд ли осознанным. Человек этого не хочет, но именно подобные мелочи его и выдают. Он словно хотел посмотреть через левое плечо, проверить, на месте ли то, что там должно быть, хотя куда оно к черту денется?
За левым плечом Крауса висела картина, растиражированная министерством пропаганды в тысячах экземпляров. Фюрер чуть ли не в полный рост. Френч, усики, идиотская челка, безумный взгляд, устремленный в светлое для Германии будущее.
Кажется, понятно.
– Если не возражаете, я посоветуюсь. – Краус потянулся к телефонной трубке. – Эрик, зайдите ко мне. Это по второму протоколу. Все в порядке, капитан Мориц. – Он положил трубку. – Сейчас мы разберемся с этим делом.
– Полковник, я все понимаю, но не хотелось бы затягивать процесс.
– Что у вас с рукой? – Краус уставился на левую ладонь ряженого гауптмана.
Вадим скосил глаза вниз. Ладонь кровоточила! Волдыри снова лопнули, а он даже боли не чувствовал.
– Разрешите, господин полковник? – В кабинет вошел Эрик Шлехтер.
Позади него мерцал охранник, унтер-офицер без головного убора, с кобурой на ремне.
– Да, входите, Эрик. – Полковник словно почувствовал облегчение, начал растирать виски ладонями. – Садитесь, старина. Тут вот какое дело…
Шлехтер еще не понял, кивнул Сиротину как хорошему знакомому, придвинул к себе стул. Унтер-офицер, вызванный на всякий случай – упоминание про второй протокол? – остался в открытых дверях. За спиной у него вроде было чисто.
Лезвие со щелчком выстрелило из рукоятки, спрятанной в рукаве. Сложно не попасть с пары метров. Нож пробил грудную клетку унтера, поразил его сердце. Тот содрогнулся, выпучил глаза.
Вадим прыжком метнулся к нему, схватил за шиворот, втащил в кабинет и захлопнул дверь. Унтер не успел упасть, а он уже повернулся, выхватил пистолет.
Полковник откинулся на спинку стула. Ужас застыл в его глазах. Дрожащими пальцами он нащупывал рукоятку выдвижного ящика.
Подпрыгнул ошеломленный Шлехтер, успел что-то вякнуть про измену, вытянул пистолет из кобуры.
Вадим набросился на него, ударил по запястью окровавленной рукой, локтем правой врезал в висок. Шлехтер качался словно пьяный. Он сцапал его за ворот, ударил головой о столешницу. Напрасно тот пытался вырваться. Мог бы просто разбить лоб, а так треснулся виском об угол тяжелой столешницы. Брызнула кровь из раскроенного виска.
Сиротин прыгнул на стол, поехал по нему как по льду, сметая на пол настольные лампы, кипы бумаг, стакан с карандашами. Он протаранил полковника Крауса, когда тот уже выхватывал пистолет из выдвижного ящика. Ножки стула не выдержали, подломились. Полковник ударился спиной об пол. Вадим не смог прервать кувырок, завертелись пол, стены.
Вроде не расшибся, стену не пробил. Он сидел в ошеломлении, приводил себя в чувство. Стонал полковник Краус. Рухнувшая столешница придавила его ноги, он извивался, пускал пену. Тут же валялся Шлехтер с раскроенным черепом.
Самое время сбежаться сюда всем, кто был в здании. Но может и обойтись. Стены толстые, дверь тяжелая, с уплотнителем.
Вадим доковылял до двери, замкнул задвижку, прислушался.