В 13 часов 56 минут он кинулся к полковнику, отодвинул столешницу, бегло осмотрел его. Все в порядке, танцевать не будет, но ковылять самостоятельно сможет.
Теперь надо проверить свою догадливость. Сиротин бросился к стене, сорвал картину, изображающую главное чудовище двадцатого века. Да, она закрывала сейф, вмурованный в стену.
Он схватил Крауса под мышки, выволок на середину кабинета. Полковник пребывал в шоке, не понимал, что происходит. Вадим бегло обшаривал его карманы. Есть контакт!
Маленький серебристый ключ, прикрученный к брелоку, идеально вписался в замочную скважину. Стальная дверь со скрипом отворилась. На верхней полке пистолет, коробка с патронами, три бутылки дорогого французского коньяка. Внизу две высокие стопки бумаг. Листы, исписанные от руки и отпечатанные на машинке, украшенные печатями абвера. Пухлые и тонкие картонные папки.
Сиротин вытащил из середины первую попавшуюся, начал бегло просматривать бумаги. Это было личное дело некого Стоянского Павла Еремеевича, бухгалтера завода портового оборудования. Дата рождения, семья, место проживания – поселок Массандра, когда и кем завербован. Личные качества. Навыки и умения. В молодости занимался боксом. Донесение некого Климкина с компрометирующей информацией.
«Ладно, будем считать, что это именно то, что надо», – решил Вадим.
Он вертел головой, метался по кабинету, сунулся в гардеробную, где висели плащ и утепленная полевая куртка. Там же нашелся пухлый и совершенно пустой портфель.
Капитан запихивал в него бумаги, утрамбовывал их чуть не ногами. Все вошло, и даже осталось место для кое-чего еще.
Полковник стонал, пытался подняться. Вадим опять метнулся за занавеску, схватил какую-то кружку в интересном кожаном футляре, наполнил водой и резко выплеснул полковнику в лицо. Потом он уцепил полотенце и принялся лихорадочно растирать ему физиономию.
Вот капитан Сиротин и в няньки записался. Но ничего, он с гордостью понесет это высокое звание.
– Прекратите! Что вы делаете? – прохрипел полковник. – Что происходит, капитан? Что вы себе позволяете?
– А теперь последние новости, полковник, – вкрадчиво сказал Вадим. – Перед вами действительно капитан, но не той армии, о которой вы подумали. Я служу в контрразведке СМЕРШ советской Приморской армии. Можете кричать, никто не поможет. Но вы об этом сильно пожалеете. Я забираю ваши документы, не возражаете?
Тот еще как возражал! Он пыхтел, с ненавистью смотрел то в насмешливые глаза капитана, то в черную дырочку ствола пистолета.
– Вас я тоже заберу, – сообщил очередную сногсшибательную весть Вадим. – Не секрет, что меня интересуют списки агентов, подготовленных вашим ведомством. Я не уверен, что все они находятся в портфеле. С вашей добровольной помощью мы все восстановим и разложим по полочкам. Теперь приводим в порядок свой внешний вид, выходим, садимся в машину и уезжаем. Война с этой минуты для вас окончена. Гарантирую жизнь и смерть в глубокой старости от естественных причин. Когда-нибудь вы выйдете на свободу, если не будет доказано ваше участие в преступлениях против человечества. Вы не СС, а солдат. Это вам зачтется. Но есть и другой вариант. Вы дергаетесь, сопротивляетесь, получаете нож под ребро и умираете в жутких мучениях. Или сопротивляетесь по дороге до машины. Исход тот же. Меня, конечно, убьют, но вы умрете раньше. Вам это надо? Вы пылаете трепетной любовью к идеям национал-социализма и бесноватому фюреру? Вы знаете, сколько миллионов невинных душ загубил гитлеровский режим? Вас это не смущает?
– Пропади вы пропадом! – прохрипел полковник. – Вы не сможете отсюда выйти.
Ну началось! Ровно в два часа неподалеку прогремел оглушительный взрыв. Грохнула связка из нескольких лимонок. И тут же разразилась бешеная автоматная пальба. Снова взрыв, второй, третий.
Горстка партизан атаковала полицейский участок, расположенный через дорогу! Смысл этого действия был очевиден: отвлечь внимание противника. По задумке Вадима, туда должна была припустить вся охрана, по крайней мере – значительная ее часть. Ведь это возмутительно! Такая свистопляска под самым носом оккупационных властей!
На душе у Вадима стало спокойнее. Он поднялся, оправил помявшуюся форму, надел фуражку так, как положено по уставу.
Пальба не стихала, стены тряслись. Можно представить, что творилось в полицейском участке и здании администрации, которому, видимо, тоже досталось.
Полковник смотрел на него со страхом.
По коридору бегали люди, кричали. Там по-прежнему играла музыка.
Кто-то ударил по двери и крикнул:
– Вы здесь, герр оберст?
Вадим приложил палец к губам, придвинул ствол поближе к черепу своей потенциальной жертвы. Полковник подавился, схватился за горло.
Хлопали двери, народ уносился из здания. Что, собственно, и требовалось доказать. Осталось молиться за товарищей, чтобы они не попали в западню, выпутались из передряги.
– Поднимайтесь, господин полковник. Приведите себя в порядок. Поглядите, на кого вы похожи! Смотреть тошно. И заберите свой портфель. Не мне же его тащить!
За стенами не смолкал нешуточный грохот. Партизаны нашли позицию, с которой могли безнаказанно пакостить немецко-фашистским захватчикам и их пособникам.
Через пару минут офицеры покинули кабинет. Они шли рядышком. Через руку Вадима был перекинут плащ, ствол «Вальтера» упирался полковнику в ребро. Краус был бледен, закусил губу. Он решительно не желал расставаться с жизнью.
– Шире шаг, господин полковник, – процедил Вадим сквозь зубы. – Что вы тащитесь как неутешная вдова за гробом?
Распахнулась дверь, высунулся взволнованный офицер:
– Герр полковник, что происходит? Вы куда?
– А ну, марш отсюда! – прорычал Вадим, делая страшное лицо. – Сидеть и не высовываться! Герр полковник эвакуируется!
«Полная чушь, но как не вспомнить нетленный постулат Геббельса про веру в самую чудовищную и нелепую ложь. Мне нужна всего минута», – подумал Вадим.
Офицер попятился, захлопнул дверь.
Сиротин вытолкал тормозящего полковника в холл. Там было пусто, все разбежались. Звуки боя уже стихали, хлопали только отдельные рваные выстрелы. Это было очень нехорошо.
В динамике под потолком продолжал греметь бравурный марш. Чем еще поднять моральный дух? Не победами же, о которых можно забыть.
В вестибюле бывшей гостиницы голосила женщина. Мол, спасите-помогите. Почему меня
