– Подождем, – согласился Вадим. – Но помните, что время играет не на нас.
– Кстати, ввиду эвакуации режим секретности они серьезно ослабили, – сказал Мищук. – Какая там к лешему секретность. Все летит к той самой матери. Им надо драпать, для начала в Севастополь. Хотя многие корабли уже прямым ходом направляются в Румынию.
– Ты чем занимаешься? – спросил Вадим.
– Катер доверили господа оккупанты, – ответил Мищук. – Перевожу грузы до полутора тонн. Снабжение гарнизонов, расположенных вдоль побережья, едой и боеприпасами, доставка раненых в госпиталь. Это ржавое корыто было раньше приписано к феодосийскому порту, потом его перевели сюда. Я несколько раз выводил мотор из строя, на мель садился, борт намеренно пропорол о подводную скалу. Ничего не помогает. – Мищук тихо засмеялся. – Вызывают ремонтников, чинят да еще и на меня косо смотрят. Мол, не со злым ли умыслом? Нет у них хороших специалистов, чтобы все мели и подводные рифы знали, вот и мирятся с моей персоной.
– Сможешь помочь Борису, Алексей, если ему потребуется?
– Конечно, все устроим, товарищ капитан, – сказал Мищук. – Всегда отбрешемся, что работаем по приказу полицейского управления. А будут рыпаться, и документ покажем. Знаете, с каким уважением немцы относятся к бумагам, проштампованным их занюханным орлом?
Остаток дня прошел на нервах. Эти мужики ушли и как в воду канули. Вадим вроде все понимал. Быстро такие дела не делаются. Но успокоиться капитан никак не мог.
Наталья устроила гостей в дальней комнате и показала запасной выход через сортир и дыру в заборе. Можно прыгать из окна и нырять в ту же дыру.
Они жевали что-то безвкусное, благодарили хозяйку. По одному посетили баню, помылись еле теплой водой.
Павел отлучился на несколько часов, нарисовался только вечером. Жизнь научила Вадима никому не доверять. Он махнул девушке, чтобы отбежала к окну, прижался с автоматом к проему.
Павел закрыл калитку, прихрамывая, потащился по дорожке. Заскрипели двери в сенях.
«Чрезмерная подозрительность! – упрекал себя Вадим. – Василий Лукич божился за этих людей. Они не могут продать».
– Полиция в городе шмон учиняет, – объявил хозяин, заперев за собой дверь. – Облавой идут по центральным улицам. Говорят, инцидент случился. Подпольщики склон подорвали на въезде в Ялту. Мощная осыпь сошла и единственную дорогу перекрыла. Фрицы по ней последние резервы на восток переправляли, вывозили в Севастополь раненых и награбленное добро. Шум там знатный учинился. Немцы всю технику подогнали, что в районе была, сейчас завалы расчищают. Бешеные полицаи хватают в городе всех подряд, свозят в участок и там пытают, требуют признаться в связях с партизанами.
– Невмоготу уже. – Наталья покачала головой. – Когда же кончится это безумие?
– Скоро уже, – со злорадной ухмылкой сказал Павел. – Похоже, наши очнулись. Артподготовку проводят в районе Керченской переправы. Наступление уже начинается.
Ночью они не раздевались, прислушиваясь к отдаленной канонаде, к шуму в городе. Где-то в центре Элидии хлопали выстрелы, рычала тяжелая техника.
Хоть тресни, не было в их комнате второй кровати! Они лежали, каждый на своем краю, и испытывали какое-то странное волнение, явно не связанное с большой политикой, войной и кознями полиции. Он нашел ее руку, она дрожала, была холодна как лед.
Юля не отняла ее, только глубоко вздохнула. Вадим не понял, что это значило. Ему мешал автомат, возникало такое ощущение, что их было трое в этой кровати. За стенкой монотонно бубнили хозяева.
В доме было сыро, прохладно.
Периодически вздрагивала земля, словно чудище трехглавое ворочалось в ее недрах. Советская авиация на севере и востоке утюжила позиции гитлеровских войск.
Девушка вздрагивала после каждого такого сотрясения, шептала что-то, весьма похожее на молитву. Вадим обнял ее, привлек к себе. Она с готовностью подалась в его объятия, пристроила голову на плечо, стала меньше вздрагивать.
«Не до глупостей сегодня. Обстановка та еще, положение подвешенное, а мы едва знакомы, – сказал себе Вадим. – Высоконравственные советские люди не бросаются в койку по первому позыву плоти. Может быть, через день-другой, когда отпустит напряжение, установится в душе хоть какое-то равновесие».
– С тобой спокойно, – прошептала Юля, укладывая руку ему на грудь. – Не сказать, что я невозмутима как тибетский лама, но мне уже не хочется сновать из угла в угол, изображать блуждающую комету. Я знаю, что шансов мало, все пропало, но вдруг нам еще повезет?
– Мы все вернем. – Вадим осторожно поцеловал девушку в висок и застыл в ожидании гневной отповеди, но таковой не последовало. – Мы вернем все ценности, заново откроем музеи и дворцы, – заявил он и снова поцеловал Юлю.
– А если немцы перед бегством взорвут Марининский дворец? – сказала девушка и напряглась. – Чтобы никому не достался? Эти утонченные натуры и ценители прекрасного уже поняли, что это больше не их собственность. Что им помешает?..
– Такие акции не проводятся за один день, – сказал Вадим. – Нашей разведке об этом ничего не известно. Дворец огромный. Они опутали бы его проводами, неделю завозили бы взрывчатку. Ты видела что-нибудь подобное?
– Кажется, нет, – ответила она, потом съежилась и позволила Вадиму крепко обнять ее.
А перед рассветом беда пришла и в этот дом! У двора гудели машины, свет фар плясал по зашторенным окнам. Кричали люди, на соседней улице гремели выстрелы. Добралась облава!
Вадим не делал резких движений, прислушивался. Завозилась Юля, заблестели глаза в темноте.
– Что происходит? – спросила девушка.
Происходило что-то гадкое. Но вряд ли оккупанты пришли именно по их душу. Хотя кто его знает. Если они пойдут без разбора по всем участкам…
Он проворчал пару успокаивающих слов, вытряхнулся из кровати, сунулся к хозяевам. Они не спали, сновали от окна к окну.
Машины гудели справа и слева, топали люди. От удара кованого сапога распахнулась калитка у соседей.
– Это облава, товарищ капитан, – прохрипел Павел Бережных. – Клянусь Родиной, это не мы с
