Раньше мне его видеть не приходилось, хотя, конечно, я кое-что знал о нем, в частности, о тех двух годах, когда он был сенатором, а еще раньше — мэром.
Президент сказал:
— Садитесь, Дефриз. Если хотите, курите.
А потом обратился к Маннишу:
— Вы считаете, он справится?
— Думаю, придется рискнуть. Другого выбора у нас нет.
— Вы за него ручаетесь?
— Он возглавлял мою избирательную кампанию.
— Понятно.
Некоторое время президент молчал и, слава богу, я — тоже, хотя чуть не лопался от желания знать, до чего они тут договорились. Наконец президент снова заговорил.
— Полковник Маннинг, я намереваюсь следовать предложенной вами процедуре с теми изменениями, которые мы уже обговорили. Но завтра я приеду к вам, чтобы увидеть собственными глазами, способна ли эта «пыль» производить то действие, которое вы мне обрисовали. Вы успеете подготовить эксперимент?
— Да, мистер президент.
— Хорошо, рассчитываем на капитана Дефриза, если я не придумаю лучшего варианта.
Тут я подумал, что они хотят превратить меня в подопытную морскую свинку, но президент поглядел на меня и продолжал:
— Капитан, я намерен послать вас в Англию в качестве своего личного представителя.
Я подавился слюной.
— Согласен, мистер президент.
Вот и все слова, что я произнес за время своего визита к президенту Соединенных Штатов.
После визита Маннингу пришлось поделиться со мной всеми своими задумками. Я намерен изложить их как можно точнее, даже рискуя показаться скучным и банальным и повторить вещи, которые являются общеизвестными.
Мы владели оружием, которое нельзя было отразить. Любой тип пыли К-О, разбросанный над какой-то территорией, означал, что она станет необитаемой на время, зависящее от длительности периода полураспада данного типа радиации.
Пауза. Точка.
После того как территория опылена, помочь ей ничем нельзя, пока радиоактивность не упадет до уровня, безопасного для здоровья. Пыль нельзя вымести: она вездесуща. Нет никакого способа противостоять ей — сжечь или заставить войти в химическую реакцию с другим веществом; радиоактивный изотоп оставался таким же радиоактивным и смертельным. Однажды попав на почву, он становился причиной того, что данный участок земли будет не пригоден для любых форм жизни в течение заранее определенного времени. Пользоваться этим оружием бесконечно просто, не требуется никаких сложных бомб, не надо бить по «важным военным объектам». Доставьте пыль на высоту с помощью любого летательного аппарата, выберите позицию где-то поблизости от того района, который вы хотите стерилизовать, и сбрасывайте свой груз. Те, кто находится на зараженной территорий, уже мертвецы — они умрут через час, через день, через неделю, через месяц… в зависимости от дозы облучения. Маннинг сказал мне, что однажды ночью он вполне серьезно размышлял о разработке рекомендации, согласно которой любой человек, включая его самого, знакомый с технологией Карст — Обри, должен быть уничтожен в интересах мировой цивилизации. Правда, на следующий день он понял, что это — сущая чушь: без сомнения, такая простая технология будет обязательно открыта повторно кем-нибудь еще.
Более того, не было смысла выжидать и воздерживаться от применения этого жуткого порошка, ибо кто-то другой непременно улучшит процесс его изготовления и пустит в ход. Единственный шанс не допустить превращения нашего мира в колоссальный морг заключается в том, чтобы мы использовали свое могущество первыми, чтобы оказаться наверху, стать хозяевами положения и удерживать свою позицию достаточно долго.
Формально мы в войне не участвовали, хотя по уши погрязли в ней, бросив свою силу на чашу весов в поддержку демократии еще в 1940 году. Маннинг предложил президенту вручить часть запаса «пыли» Великобритании на выработанных нами условиях и помочь ей таким образом форсировать наступление мира. Но мирные условия будут определены Соединенными Штатами, так как своего секрета производства «пыли» мы не собирались передавать Великобритании.
Ну а потом — Pax Americana[405]…
У Соединенных Штатов было достаточно сил, чтобы, хочешь не хочешь, установить его. Нам пришлось взять на себя эту роль и навязать миру мир, действуя безжалостно и свирепо, чтобы мир не был захвачен какой-нибудь другой державой. Допустить существование союзников по владению этим оружием было нельзя, фактор времени приобретал решающее значение. Меня выбрали в качестве человека, который будет на месте согласовывать отдельные частности с Великобританией, ибо Маннинг настоял, а президент с ним согласи лея, что все люди, знакомые с технической стороной процесса Карст — Обри, должны оставаться в лабораторной резервации, так сказать, на положении временно задержанных, а фактически — узников. В их число входил и сам Маннинг. Мне можно было ехать, так как я не обладал знанием тайны — потребовались бы многие годы учебы, чтобы я смог усвоить хотя бы основные принципы открытия; следовательно, и не мог выдать того, что сам не знал, даже под воздействием, скажем, наркотиков. Мы намеривались держать свой секрет под замком столько времени, сколько нужно, чтобы Рах стабилизировался; мы не то чтобы не доверяли своим английским собратьям, но не забывали, что они британцы и их лояльность принадлежит в первую очередь Британской империи, так что ни к чему было подвергать их соблазну. Меня выбрали еще и потому, что я, хотя не понимал науки, понимал политическую подоплеку, а еще потому, что Маннинг мне доверял. Не знаю почему, но президент тоже чувствовал ко мне доверие, возможно, потому, что сама по себе моя задача была не так уж сложна.
Мы взлетели с нового аэродрома в окрестностях Балтимора холодным сырым вечером, весьма подходившим к моему настроению. У меня тоскливо ныл желудок, текло из носа, а в нагрудном кармане застегнутого на все пуговицы кителя были спрятаны бумаги, подтверждающие мой статус специального представителя президента Соединенных Штатов. Это был удивительный документ, не имевший прецедента в прошлом; он не просто давал мне дипломатический иммунитет, он делал мою особу почти такой же священной, как персона самого президента. Чтобы подзаправиться горючим, мы ненадолго сели в Новой Шотландии, агенты ФБР покинули самолет, мы снова взлетели, и канадские истребители дальнего действия присоседились к нашему самолету. Вся «пыль», которую мы передавали Англии, находилась в моей машине; если бы представителя президента сбили, вместе с ним на дно океана отправилась бы и «пыль».
Нет нужды рассказывать вам о перелете. Меня укачало, я чувствовал себя дико несчастным, несмотря на отличное поведение нашей машины и ее новых шести моторов. Наверняка точно так же себя ощущал бы палач, направляющийся к месту казни; я готов был молиться Богу, чтоб Он снова сделал меня мальчишкой, у которого нет никаких забот, кроме страха перед выступлением в дискуссионном кружке или соревнованиями по легкой атлетике. Когда мы подлетали к Шотландии, я понял, что вокруг нас разыгралось небольшое сражение,
