— Господи, за что… — и съехал вниз по стене, стараясь вообще не бухнуться в обморок. Ноги сами собой подкосились. В левой стороне груди впервые в жизни что-то перехватило и закололо. Больно… Глупо… Слезы горячим потоком хлынули из нас. Андрей сдерживался чтобы не зареветь не завыть на весь белый свет. Впереди, почти напротив окна висела Аленка, точнее то что от нее осталось. Жалкая, бездушная, уже начинавшая застывать человеческая оболочка. Она висела на люстре, на бельевой веревке, перехватившей ей шею и врезавшейся в гортань. Рядом валялся стул. Спасать Старшую было уже поздно. безвольные руки, плетями вокруг тело, посиневшие губы, ни вздоха, ни хрипа… Аленка умерла. В этом сомнений не было. Слишком много смертей видел за свою жизнь Горбенко, чтобы ошибиться. Поэтому он и сидел на своем месте в угоке кухни, глупо смотрел на ее тонкий силуэт и размазывал по лицу горькие слезы.
— Господи, за что?! — как заклинание повторял Андрей. — За что нам все это?
Сил вставать не было. Кое как по стенке он умудрился подняться, несколько раз падая и уронив пистолет, который с пугающим стуком падал на пол.
— Надо уходить… — уговаривал он сам себя. Прекрасно понимая, что в любой момент сюда может нагрянуть доблестная милиция, и тогда хлопот не оберешься. Он уговаривал себя, но уйти просто так не мог. Не мог предать свою подругу, свою одноклассницу, свою Старшую из тех кто родился в апреле. Теперь вообще остались одни с Сашкой. Он не мог бросить ее так… Андрей был должен для нее что-то сделать. Собравшись с силами Горбенко подошел поближе. Глаза Аленки были открыты, сильно выкатившиеся из глазниц.
«Асфексия,» — отметил профессионально на уровне подсознания Горбенко. Она мучилась. Она не сломала себе сразу шею. медленно и мучительно жутко умирала в агонии. ладонями он прикрыл ей, висящей, глаза. Навсегда… И тут его взгляд упал на шею подруги. Там поверх бельевой веревки краснел багровым шрам, который был больше чем та петля на которй висела Севостьянова. Мысль, пришедшая Горбенко в голову, чуть не сбила его с ног, но с фактами не поспоришь…
— Тебя убили, сестренка… — прошептал Андрей, отходя от трупа подальше. — Тебя убили. И я даже знаю кто убил, но не переживай, Аленка, я тоже его убью… убью… убью… убью…
И твердя это как заклинание. Горбенко вылетел из квартиры. Он был уверен, что знает кто убийца. Только один человек был зол на нее, только один он мог так отомстить. Тем более Маринка сказала, что крышу у него снесло напрочь… Ай да Харламов, как же ты мог.
Не представляя чем он будет платить в такси, Горбенко прыгнул в машину и назвал адрес Мельник. Вот и появилась у него в жизни новая цель.
* * *Марина уже спала, мирно подложив под голову согнутую руку и зажав одеяло между ног, когда Горбенко ворвался в квартиру словно растерянный ураган, снося все на своем пути. Он громко ругался и кричал что-то нечленораздельное. Единственное, что Мельник удалось разобрать в этом сплошном потоке ругательств это то, чтоХарламов законченная сволочь и негодяй.
— Что случилось, милый? Откуда такой ты явился? неужели Севостьянова тебя так разозлила? — спросила она сладко потягиваясь, при этом бретелька чисто символической ночнушки съехала у нее с плеч, оголив грудь. Она и не подумала закрыться, медленно встала, протирая глаза.
— Аленки больше нет, — хмуро произнес Андрей, без сил падая на кровать рядом. — Харламов ее убил, исценировав самоубийство, будто Старшая могла бы повеситься…
— Вот так дела… — совершенно спокойно произнесла Марина, одевая халат. — Жалко конечно дурочку. Ей надо было раньше бросать вашего разлюбезного Харламова, пока у него окончательно крышу не снесло. Теперь видишь как вышло… Жаль… Кофе будешь?
— Водки, — устало произнес Андрей и только сейчас заметил, что не снял перчатки.
Марина хмыкнула и пошла медленно к холодильнику, ступая босыми ногами по линолеуму. Зевнула. Достала бутылку, налила в стакан и отнесла Андрею. Тот залпом выпил, даже не поморщившись и не почувствовав вкуса, проглотил, словно воду. Лишь только опустившись, напиток тепло обжег желудок.
— А теперь рассказывай… — Марина бросила на стол пачку сигарет, сама закуривая и предлагая сделать тоже самое Горбенко. Андрей устало и как-то обреченно потянулся за пачкой.
— А что говорить… — пожал плечами Андрей. — Аленка мертва. И виноват в этом никто иной как твой муж и мой начальник, друг Харламов Александр Сергеевич, ныне проживающий в Москве под именем Насонова Александра Сергеевича.
— С чего такие выводы? — удивленно спросила Марина, но даже сквозь ее длинные ресницы, проскользнула что-то вроде насмешки. — Почему ты думаешь, что Севостьянова не сама в петлю полезла. Тут же тоже может быть много вариантов. Савельев позвонил и сказал, что разлюбил, вот она и подставила под ножки стульчик… Да мало ли… Опять же расстроилась, что Харламова оставила в такой сложной ситуации. Если честно это вообще смахивает на предательство. я имею ввиду ее побег с поминок.
— Аленка была сильная… Нет, ее убили. Это сто процентов, — покачал отрицательно головой Горбенко. Тем более след от веревки, на которой она висела, совсем не совпадает со следами удушения. Нет, ее убили… убили.
— Да что ты все заладил! — возмущенно вскинулась Мельник. — Убили! Убили! Караул! Ну убили и пусть ей земля будет пухом. Кесарю кесарево, как говорится. Ты-то что будешь делать теперь?
— Убью… — зло, сквозь крпеко сжатые губы проговорил Андрей.
— Вот заладил! — всплеснула руками экс-Харламова. — Убили, убью… Другие слова что ли забыл?
— Я… Марин, я обязан отомстить этому гаду. Раздавить его, растоптать. Уничтожить любое упоминание о нем. На нем уже столько трупов, что удивительно, как его земля-то носит.
— Удивительно! А сам-то давно таким же был? — спокойно спросила Марина. — Нашелся праведник тоже мне… Ангел света, бл… ть. На тебе жмуриков побольше, чем на Сашке. Ты буквально ими себе на кусок хлеба зарабатывал. Тут нужны доводы малость повесомее.
— На его совести, — процедил зло Андрей, — смерти Карагодина, Миши, Леши, Аленки, наконец… Вот за них он должен ответить по полной. Из-за него наше братство одноклассников распалось, превратилось в черт знает что. Из-за него и его денег мы так изменились.
— Изменила нас всех жизнь Андрюша, — пожала плечами Марина, — раньше, в школе, самый трудный экзамен для нашей дружбы была контрольная по математике, а теперь… Каждый день нам приходится выдерживать сотни испытаний, преодолевать сотни препятствий, падать на дно и начинать все сначала. Просто тогда, давно, нас жизнь еще не била. Мы были юны, неопытны и идеалистичны. Нам казалось, что мир — классная
