наваляется в постели, что потом всю оставшуюся жизнь помнить будет. Но предновогодняя суета закружила ее, взяв в свои крепкие уверенные руки. Уроков, конечно, не было, но дни все равно пролетали незаметно. И наступившие праздники просто не получалось проводить в кровати.
Поначалу они с Лерой никак не могли наговориться и поэтому без остановки бродили по району – Гараевой хотелось побывать во всех знакомых местах. И Репина с удовольствием вместе с подругой ходила по всем дворам и улицам, скрывая от самой себя, что делает это она не просто так, что у нее есть свой интерес.
Она надеется через Гараеву узнать новости о Павле, надеется встретить его.
Леру радовала Асина безотказность. После тяжелой пасмурной Махачкалы с ее бесконечными проблемами этот снежный город, куда она вернулась всего лишь на несколько дней, показался ей настолько праздничным и легким, что было удивительно, почему она раньше этого не замечала. Жила – и не видела всего этого великолепия.
А Репина уже вновь тащила ее к себе, где всегда вкусно пахло свежеприготовленной снедью, носились кругами похожие друг на друга маленькие Санька-Ванька. В этом веселом доме хотелось улыбаться, есть вкуснейшие бутерброды с вареной колбасой и запивать все это горячим сладким чаем.
Асе и самой было странно смотреть на свою подругу. Всегда спокойная, сдержанная, сейчас она была готова улыбаться по любому поводу. Эту доверчивую улыбку было особенно больно видеть, потому что Репина знала одну большую тайну. И эта тайна съедала ее изнутри. Она знала, что Лерина радость висит на волоске, что, случись какая-нибудь неожиданность, и Гараева все узнает. Узнает, что Павел ее совершенно не ждал, что все это время он был с другой. И что она, Ася, называющая себя Лериной подружкой, никакая ей не подружка, а предательница, потому что сама влюбилась в Быковского и была бы только рада, обрати он на нее внимание. И даже предприняла некоторые шаги, чтобы ее заметили – похудела, хочет покрасить волосы в ярко-красный или зеленый цвет. Тогда-то мимо нее вообще невозможно будет пройти!
От этих мыслей Репина теряла последний аппетит, уныло сидела над тарелкой, кроша пальцами хлеб. Мать с Лерой постоянно о чем-то говорили: о фильмах, о книгах, – даже с Санькой и Ванькой Гараева находила, о чем поболтать. Ася же молчала и только старательно растягивала губы в улыбке. Пусть думают, что у нее все хорошо.
После мучительно долгого обеда Асю ждало новое испытание – вместе с Лерой они шли к Павлу.
Из больницы Быковского сразу отпустили. В приемном отделении его обследовали, сделали рентген, не нашли никаких серьезных повреждений и отправили домой, отлеживаться. По квартире он вышагивал, слегка прихрамывая, весело помахивая перебинтованной кистью – у него был сильный вывих, треснуло ребро, была потянута нога, а на лице красовались несколько синяков и ссадин. Все дни он проводил в кресле – врачи ему советовали беречь ногу. И вот уже три дня подряд подруги навещали его.
Приходить к нему одна Лера боялась. Мать Павла, невысокая тучная женщина, каждый раз зло косилась на Гараеву, словно Лера была виновницей всех несчастий ее сына. Отношения между ними были натянутыми, и это чувствовалось сразу, как только Гараева появлялась в квартире Павла.
Ася была бы рада за километр обходить этот двор, с которым у нее было связано столько неприятных воспоминаний, но бросить Леру одну она не могла, поэтому каждый день ей вновь и вновь приходилось тащиться к дому Быковского.
Дверь им открывала его мать, недовольно поджимала губы, но все же пропускала внутрь. Лера старалась держаться за Асиной спиной, роль парламентера приходилось выполнять Репиной. Она здоровалась, интересовалась новостями, ходила в кухню за чашками и чайником.
А дальше начиналось самое страшное. Потому что, стоило пройти гостиную с большим круглым столом, накрытым бархатной скатертью, толкнуть дверь, и перед ней появлялся ОН.
Поначалу Ася так волновалась, что не запомнила ни слова из того, о чем они говорили. В голове настойчиво крутилась мысль о несчастных алмазах, которые добывают в Сингапуре и Китае, а потом куда-то везут. Еще на ум приходил фокус с вопросом о времени, который так лихо провернула Жеребцова, знакомясь с Крошкой Ру. Но часы стояли на столе, и спрашивать, который час, было бы глупо. А алмазы, судя по всему, нисколько Быковского не интересовали.
Стараясь не привлекать к себе особого внимания, Репина сидела, уставившись в пол, и только мысленно сжималась, когда на смену голосу Леры звучал голос Павла.
А ведь она каждый раз так ждала этой встречи! Подходила к его комнате, и сердце ее начинало учащенно биться.
Сейчас она его увидит, посидит рядом, послушает, что он говорит. Она даже сможет коснуться его бледной руки…
Нет, хорошо все-таки, что Лера приехала. Так бы она к Быковскому даже подойти не смогла, а теперь запросто сидит рядом, и ее даже о чем-то спрашивают.
Порою Асю начинала невыносимо мучить совесть. Ведет она себя неправильно, поэтому нужно все рассказать Гараевой, выслушать ее презрительный ответ.
Но… на подобные признания у нее не было сил. Ей было неприлично хорошо, даже несмотря на несчастье, случившееся с Павлом.
Были моменты, когда Репина вспоминала, что обманывает в этой комнате не только она. Да, конечно, когда все откроется (в том, что это когда-нибудь произойдет, сомневаться не приходилось), Лера может ее упрекнуть, что Ася сразу обо всем не рассказала.
А что Ася? Не рассказала и не рассказала, не велико преступление. Павел ведь тоже молчит, а его обман будет пострашнее Асиной недоговоренности!
В такие минуты Репина начинала вглядываться в уверенное лицо Быковского, в его спокойную улыбку. Как он может улыбаться Гараевой? А как же Курбаленко? Хотя с момента драки Лизу словно ветром сдуло – ее нигде не было видно. И казалось, оттого, что Быковский теперь один, он стал даже еще красивее.
Павел вдруг начал тереть щеку здоровой рукой, и Ася смутилась – она так пристально смотрела на него, что Быковский, видимо, решил, что он испачкался.
– Что ты так смотришь? – Павел последний раз провел пальцами по щеке.
Он? Говорит! С ней…
– Ничего, – грубо отозвалась Ася, переводя взгляд на окно. – Показалось, – добавила она и закашлялась, чтобы спрятать смущение. Опять этот чертов румянец разлился у нее по щекам.
– А вы где сегодня гуляли? – Павел забыл про Асю, он смотрел теперь на Леру. – Такие румяные.
Гараева начала возбуждено рассказывать, Репиной оставалось только бестолково хлопать ресницами.
Ну, как такое может быть? Говорит так искренне, радуется так открыто! А что же на самом деле? Не успеют они выйти за порог, как из шкафа шагнет Курбаленко, и они на пару начнут обсуждать их разговор?
Ася была бы и рада ни о чем этом не думать, но мысли настойчиво вращались вокруг одного и того же: парни – гады и обманщики, а девчонки… девчонки навсегда обманутые.
После таких мыслей ей хотелось поскорее уйти. Но стоило сделать шаг за дверь, как она всей душой рвалась обратно и уже с нетерпением ждала следующего дня, чтобы снова оказаться в этой небольшой комнате, где, кроме кровати, книжных полок и стола, ничего не было.
Но и на этом мучения Репиной не заканчивались. Возле дома Быковского они с Лерой расставались, чтобы снова встретиться завтра. Потом Ася бежала темными дворами к себе домой и где-нибудь непременно сталкивалась с Крошкой Ру. Он словно следил за ней. Какой бы дорогой Репина ни пошла, Андрей непременно оказывался на ее пути. Неожиданной огромной тенью он выдвигался из-за дома, из-за спин прохожих, перебегал перед машиной и вставал перед Асей.
– О, привет! – добродушно басил он, перекидывая большую спортивную сумку с плеча на плечо. – А мы вот тут с тренировки. – И, словно доказывая, что он действительно был в спортзале, а не где-нибудь, Крошка Ру сжимал кулак и подносил его к лицу. Здоровый такой кулак, увесистый, со сбитыми костяшками. При этом движении Алекс (он неизменно был рядом) фыркал и принимался ковырять разбитую губу. У него тоже пальцы были сбиты, видимо, на тренировках им здорово доставалось. В разговорах с Репиной он держался чуть в стороне, делая вид, что его все это не касается.
– Ну? Домой, что ли? – Крошка Ру снова перекидывал сумку с плеча на плечо, весело смотрел вокруг, словно пытался определить, в какой части света находится Асин дом. – А чо? Пойдем проводим. А то ходят
