«Сим я накладываю запрет на торговые отношения с государством Ирсой на один год». Ну и как обычно. Число, дата, регалии и подпись.
– Ирса? – спросила я, подходя к карте. – Это наши соседи! Чем же они нам так не угодили, что мы разорвали с ними все отношения?
– Дело было так! – медленно произнес дядя, откидываясь на спинку стула. – Год назад, примерно перед началом зимы, Арианон собрал хороший урожай пшеницы. В Ирсе земли плодородными не назовешь. Половина их земель покрыта снегами, а другая половина – это горное плато. Выращивать хлеб они могут только вот здесь, прямо на границе с нашим государством. Но прокормить себя не могут. Так вот, хитрые вассалы, зная, что Ирса щедро заплатит за пшено, собрав урожай, продали его почти подчистую Ирсе, оставив совсем немного для себя. В итоге начались голодные бунты. И король вынужден был… Тогда он был еще не настолько плох, смею заметить… Король вынужден был запретить продавать пшеницу соседям. Под страхом смертной казни. Советую обратить внимание на слово «вассалам». То есть они не могут продавать, а король, если подумать, может. Так вот, год уже истек. И твои вассалы рассчитывают на то, что в этом году им удастся продать пшеницу Ирсе по двойной цене. При этом казна не получит ни золотого. Нас такой расклад не устраивает. Тебе нужно продлить запрет еще на год, при этом упомянуть, слово «вассалы». Ты запрещаешь вассалам продавать пшеницу Ирсе! Поняла? – спросил Демон, глядя мне в глаза. Я кивнула.
– То есть вы предлагаете, чтобы это была государственная монополия? – спросила я, прикидывая, как бы это все провернуть.
– Да. Ты получишь деньги в казну на днях, а потом на эти деньги выкупишь у своих вассалов пшеницу и продашь ее Ирсе! Все предельно просто, – ответил Демон, разглядывая бумаги. – Но это еще не все! Чтобы выжать из этой сделки максимальную прибыль, мы немного помедлим. Урожай в этом году хороший. Все хранится в закромах. И если за зиму это не будет съедено, то весь урожай пропадет. А съесть его можно только при снижении цен на хлеб. Но никто не пойдет на такое в надежде удачно продать свой урожай.
– Но ведь чтобы покрыть убытки, они взвинтят цены на хлеб для местного населения? – возмутилась я, представляя себя на месте жадного феодала.
– И что? Одну зиму перезимовали, вторую перезимуем. Как ты говорила: «Хлеба нет, но вы держитесь!» Зато удастся заработать. Причем недурно. Стоимость одной меры пшеницы составляет десять золотых. Ее планировали продать за пятнадцать. Мы выкупим ее за пять золотых и продадим за пятнадцать. Продадим примерно пять тысяч мер пшеницы, – сказал Демон.
– Доход с одного мешка составляет семь золотых. Семь умножить на пять… – считала вслух я. – Это получается, что казна заработает на этой сделке семьдесят пять тысяч! Недурно!
– Уточняю, казна заработает на этом пятьдесят тысяч, – лукаво улыбнулся Демон. – Двадцать пять тысяч заработаю на этом я. Двадцать пять тысяч, и ни золотым меньше!
Нет, ну я понимаю, что в большой семье клювом не щелкают, но для моего дяди наглость – это не второе счастье, а первое и единственное. Придется согласиться. У меня нет выбора. Либо пятьдесят тысяч, либо ничего.
Через десять минут я сидела под короной, выслушивая лестные комплименты в мой адрес и заверения в вечной дружбе. Рядом, положив руку на спинку трона, стоял мой дядя. В зале я увидела знакомые лица. Они с нетерпением ждали, когда любезности подойдут к концу и мы приступим к делу. Посол был одет так, словно собрался на Северный полюс. Этот матерый полярник чувствовал, что здесь намного теплее, чем у него на родине, при этом раздеваться не собирался. На вид ему было около пятидесяти лет, за которые он успел обзавестись залысиной и отъесть приличное брюшко, поэтому отвешивать учтивые поклоны ему было неудобно. Но дипломатическая миссия требовала соблюдений всех правил этикета.
– Поскольку прошлый запрет утратил силу, – начал посол, – я спрашиваю вас, согласны ли вы возобновить поставки пшеницы? Или запрет останется в силе?
Я выждала немного, наслаждаясь волнением, царившим в зале, а потом лениво произнесла:
– Я вас услышала. Я очень любила своего покойного отца и буду чтить его мудрость. Я запрещаю вассалам продажу пшеницы Ирсе! Это приказ.
Ропот негодования, крики и вопли расстроенных коммерсантов заглушили ответ, который озвучивал расстроенный посол. Возмущались они так, словно я залезла к ним в карман. Нет, ну образно говоря, я так и сделала.
– Тогда мы купим пшеницу у ваших соседей. Они предлагают ее за шестнадцать золотых за меру. Я думал, что вы намного благоразумней.
Дождавшись, пока буря эмоций стихнет, я продолжила:
– Но это не значит, что я отказываюсь от такого предложения. Отныне в Арианоне торговлю пшеницей может осуществлять только правитель. И все доходы от этого пойдут в казну.
– Теперь нам следует обсудить цену! Десять золотых за меру! – воскликнул посол, чувствуя, что на родине его ждет незаслуженный орден и пенсия за особые заслуги перед отечеством. Я прямо представила, как он будет тысячу раз пересказывать наш разговор, убеждая своего короля в том, что возобновление торговых отношений – его личная заслуга.
– Увы, у нас в этом году очень плохой урожай, – сказала я, вздыхая. Когда речь шла о деньгах, я становилась очень жадной. Как там говорится? Торг уместен! Мой мозг лихорадочно соображал, прикидывая все возможные варианты заработка. Игра, конечно, рискованная, но попробовать стоит.
– Двенадцать! – ответил посол.
– Тринадцать! – сказала я. – Тринадцать золотых за меру! Я предлагаю пять тысяч мер. Этого достаточно?
– Хорошо, мы согласны. Когда ее можно будет забрать? – спросил посол.
– После оплаты. Через неделю, – улыбнулась я, подсчитывая в голове прибыль. – Мы встретимся сегодня вечером и обсудим детали!
Посол удалился. Переговоры удались. Стоило послу покинуть зал, как ко мне тут же бросились вассалы. Судя по тому, как они усиленно шептались, картельный сговор начал действовать с момента, когда была озвучена цена. И судя по их довольным лицам, обо всем они уже договорились. Шкура неубитого медведя была уже порезана на ленточки. А зря!
