Эти слова были для меня словно бальзам на израненную душу. Такое чувство, что я только что купила на последние деньги лотерейный билет и сорвала джекпот, обеспечив безбедное существование не только себе, но и своим детям и даже внукам. Мое сердце ликовало, душа пела, а настроение резко поползло вверх.
Пару дней в замке царила тишина, а потом Ленс вернулся. Как ни в чем не бывало. Словно и не уходил никуда. Вернулся так вернулся. Меня это ничуть не смущало, разве что только то, что он перестал просить у меня деньги, гордо заявив, что отныне он больше не нуждается в «грязных» деньгах!
– Я сделал ящик для пожертвований! – гордо заявил философ.
Класс! Пятиклассник сколотил скворечник! Делал табуретку, а получился скворечник. Пусть несет дневник. Поставлю пятерку по труду.
– Я сделаю еще один такой же во дворце, с твоего позволения! – заявил Ленс, потирая руки.
– Разрешаю! – со смехом произнесла я, понимая, что затея уже обречена на неудачу. К вечеру, ровно до заката солнца, мне предъявили ящик для пожертвований. У меня было такое ощущение, что тот, кто его делал, рассчитывал, что в замке живут одни набожные богачи. Огромный кривой короб, утыканный гвоздями, словно ежик, с щелью, куда без труда пролезла бы моя рука, если бы я не боялась поцарапаться о небрежно забитые гвозди. Ленс поставил короб рядом с входом в тронный зал и отправился дописывать свою нетленку.
Дядя, увидев этот шедевр инженерной мысли, не мог разогнуться еще полчаса от смеха. Он даже постанывал, ухватившись за колонну. Я рыдала рядом, понимая, что кроме нас «жертвовать» некому.
– Я… – Демон задыхался от смеха. – Не позволю тебе туда кинуть ни… монетки… Пойдем отсюда, я не могу на это смотреть. Нет, милая моя, я не дам тебе его казнить… Я сто лет уже так не веселился… Какая прелесть! Если бы он умел так работать руками, как молоть языком, то наверняка слава о нем распространялась бы быстрее ветра.
Служанка, которая теперь не просто подметала мусор, пряча его в укромные уголки тронного зала, с удовольствием стала сгружать его в ящик, чтобы не ходить на улицу в такой мороз. К вечеру Ленс совсем приуныл. Несмотря на все его попытки воззвать к совести обитателей, он так и не сумел выцыганить ни золотого. У меня создавалось такое ощущение, что он – жадный ребенок, который каждый день вешает носок на камин в ожидании, когда Дедушка Мороз принесет ему очередной внеурочный подарок, хотя прекрасно догадывается, что Деда Мороза не существует, а подарки – дело рук родителей.
– Сам-то ты веришь в то, о чем ты пишешь? – поинтересовалась я, глядя на расстроенного философа, шарящего в ящике. Вместо денег он достал дохлую крысу и кость.
– Конечно, верю! – возмутился Ленс, разочарованно глядя на свои находки. – А еще я верю, что люди образумятся и обратятся к Провидению. Пока не поздно.
А потом у Ленса появились деньги. Я лично видела, как он радостно раздавал их нищим. Я была точно уверена, что я не дала ему ни золотого за последние несколько дней. Дядя пожимал плечами, уверяя, что тоже благотворительностью не занимался. Но мне лень было думать об этом, поэтому я переключилась на более приятные мысли. Неизбежного расставания не будет! Вот что самое главное!
Каждую зиму по традиции организовывался праздник Зимней Охоты, когда в замок съезжалась вся знать. На охоту, как я понимаю, никто из знати уже не ездил, поэтому пиршество осталось данью старинной традиции, которую все почему-то свято чтили. На кухне, под присмотром стражи, которой я щедро платила за санитарный контроль, разделывалась, жарилась и тушилась дичь, которую пришлось заказать у охотников заранее. Мне самой иногда приходилось играть в «Ревизорро», наведываясь с неурочными визитами на кухню. Пока что отрубили только две руки. Ну как отрубили? Не совсем отрубили, но очень реалистично пригрозили. Теперь вся кухня ходит в косынках и фартуках, поэтому волосы в тарелке я больше не нахожу.
За длинным столом уселась вся знать с женами и наследниками. Все пили, ели, слушали байки заядлых охотников. Каждая семья притащила свои охотничьи трофеи. Некоторые шкуры были явно поедены молью, что свидетельствовало о том, что все подвиги были делами давно минувших