— А ты не врешь, добрый человек?
— С какой стати мне врать?
— Врет, точно врет! — В дверях таверны появился тот солдат, который прежде незаметно вышел. — Я только что заглянул в его конюшню и нашел там коня, который слишком хорош для такой деревенщины. Как есть, дворянский конь. А где дворянский конь — там и дворянин.
— Как скверно! — огорчился комиссар. — Разве ты не знаешь, добрый человек, что врать королевскому чиновнику — то же самое, что врать королю? За это я могу тебя наказать, и наказать весьма сурово! Могу велеть всыпать тебе сотню палок, а то и заковать в колодки. Знаешь, каково это?
— Что вы, ваша милость, разве же я посмею вам соврать? Вы спрашивали меня о дворянине, а не о коне.
— Что же, ты хочешь сказать, что конь прискакал к тебе один, без хозяина?
— Именно так, ваша милость! Именно так все и было. Конь прискакал один…
— Ты ври, добрый человек, да не завирайся! Где это видано, чтобы конь прискакал без всадника?
— И не такое случается, ваша милость! Должно быть, его хозяина убили ночные разбойники, а умный конь сумел от них ускакать, да почуял запах моей конюшни, вот и пришел сюда. Я и сам видел, что это — дворянский конь, и хотел, едва рассветет, отправиться на поиски его хозяина, но тут пришли вы, ваша милость…
— Врет он все! — повторил солдат.
— Обожди! — отмахнулся от него комиссар. — Ты сказал, друг мой, что собирался на рассвете отправиться на поиски дворянина. Стало быть, ты знаешь, где его искать?
— Это не мудрено. Конь прискакал по той дороге, что проходит за амбаром, стало быть, его всадник ехал на юг, в сторону Лангедока. Туда я и хотел отправиться на поиски. Я рассудил, что ежели господин рыцарь еще жив и я смогу помочь ему — он отблагодарит меня за эту помощь. Ежели же он уже умер…
— Ежели он умер, ты хотел поживиться его имуществом!
— Зачем вы так говорите, милорд! Я — бедный, но благочестивый человек, и если бы даже посмел взять пару сантимов, то непременно отдал бы половину Святой Церкви…
— Я не сомневаюсь! — усмехнулся комиссар. Значит, ты говоришь, что всадник ехал в сторону Лангедока?
— Не верьте ему! — повторил все тот же недоверчивый солдат.
— Отчего же? Он — благочестивый человек и не станет врать королевскому комиссару…
— Еще как станет!
— Главное же, его слова согласуются с тем, что я предполагал. Нечестивец наверняка пробирался в Лангедок, надеясь найти там своих единомышленников. Так что завершайте свою трапезу и поедем на поиски раненого или убитого рыцаря.
Затем комиссар повернулся к трактирщику и проговорил с угрозой в голосе:
— А ты, добрый человек, запомни: мы непременно вернемся и ежели поймем, что ты нас обманул — берегись! И не вздумай сбежать — мы тебя непременно догоним!
— Что вы, ваша милость! Как можно, ваша милость! — Трактирщик угодливо поклонился и проводил комиссара к выходу.
Как только королевские люди покинули таверну, трактирщик разбудил своего сына, крепкого молодого парня двадцати пяти лет.
— Жак, — проговорил он строго, — ты помнишь, что я рассказывал о милорде рыцаре, благодаря чьей щедрости я сумел обзавестись этой таверной?
— Конечно, батюшка!
— Так вот, сейчас настало время отплатить за его добро. Собирайся в дорогу.
— Прямо сейчас, посреди ночи?
— Именно сейчас. Дело не терпит отлагательства. Оденься как можно проще — чтобы сойти за бедного паломника. Так ты безопасно минуешь ночных грабителей и жадных баронов.
— И куда я должен отправиться?
— Сперва ты пойдешь в земли герцога бургундского. Там ты найдешь моего фламандского знакомого Якоба Маастрихта. Я дам тебе письмо к нему. Он собирается отправиться с товарами в Данию и на земли Тевтонского ордена. Там, у тевтонских рыцарей, нашли убежище последние тамплиеры. Ты отправишься с Якобом и там, в Ливонии, передашь вот это распятие господам храмовникам. Ты помнишь условные слова, с которыми следует к ним обратиться, и ответ, который они должны тебе дать?
— Помню, батюшка.
— Тогда благослови тебя Бог!
С этими словами трактирщик вложил в руки сына замшевый мешочек.
Парень развязал шнурки, и комнату наполнило чудесное благоухание. Так, должно быть, пахли цветы райского сада — в самом начале времен, еще до грехопадения Адама и Евы.
— Береги это распятие как зеницу ока!
Машина Андерса мчалась по Таллинскому шоссе, пожирая километры. Тут и там по шоссе стелились клочья тумана, которые на глазах таяли под лучами утреннего солнца.
Справа от дороги мелькнул указатель — «Бережки — 3 км».
Вот здесь все началось, подумала Эва, вспомнив тот страшный день и дикую сцену на автозаправке.
Справа за указателем от шоссе ответвлялась узкая дорога.
И тут Андерс резко затормозил.
Впереди них на обочине шоссе стояла красная машина, уткнувшись носом в кювет, а около нее на дороге вниз лицом неподвижно лежала женщина. Одежда ее была разорвана и окровавлена, и она не подавала признаков жизни.
Андерс распахнул дверцу, выбрался из машины, подбежал к неподвижному телу, нагнулся над ним, чтобы проверить пульс. Эва подошла следом.
— Кажется, жива! — проговорил Андерс, доставая мобильный телефон. — Нужно вызвать…
Договорить он не успел.
«Жертва аварии» перевернулась и вскочила на ноги.
Эва с изумлением узнала в ней подручную Федора Рикки. В руке у нее был пистолет.
— Жива, еще как жива! — проговорила Рикки и смерила Андерса своими змеиными глазами. — А вот ты умреш-шь… если не отдаш-шь мне альбом!
— Это еще кто такая? — через голову Рикки спросил Андерс.
— Охотница за сокровищами! — ответила Эва. — Это от нее я убегала, когда ты меня подобрал. Ты что, не узнал, что ли?
— Не разглядел тогда…
— Эй, вы меня что, не видите? — Рикки щелкнула предохранителем пистолета. — Быстро отдавайте альбом, иначе…
— Спокойнее, спокойнее! — перебил ее Андерс с чисто прибалтийской невозмутимостью. — Ты же не хочешь, чтобы пистолет случайно выстрелил? Тебе же это не нужно?
— Не заговаривай мне зубы! —
