— Вы к кому-у?
Эва узнала этот голос. Именно эта девица болтала в туалете со своей подружкой, именно она сказала о том, что на месте взрыва нашли фрагмент коричневого женского чемодана.
— Вы к кому-у? — повторила секретарша, и в ее голосе прозвучало чувство превосходства человека, приближенного к власти, над простыми смертными. То чувство, которое писатель Достоевский называл административным восторгом.
«Ничего, подруга, — подумала Эва, — недолго тебе здесь работать, если ты так болтаешь! Вылетишь отсюда в два счета!»
Конечно, она не выдала своих мыслей ни словом, ни взглядом. Вместо этого, скромно потупив глаза, Эва проговорила:
— К Семибоярову.
— Ах, к Артуру Альбертовичу! Одну минуточку, сейчас я узнаю, свободен ли он.
Девица сняла трубку с одного из телефонов и проговорила:
— Артур Альбертович, к вам тут… — она прикрыла трубку ладонью и тихо спросила Эву:
— Ваша фамилия!
— Стрижева.
— К вам тут гражданка Стрижева. Пропустить?
Выслушав ответ, девица положила трубку на рычаг и снисходительно проговорила:
— Можете войти! — показав глазами на вторую слева дверь. — Артур Альбертович вас ожидает.
Эва толкнула эту дверь и оказалась в небольшом полутемном кабинете. Здесь было окно, задернутое плотной темно-зеленой шторой, отчего все вокруг казалось зеленоватым, как будто Эва оказалась под водой. В детстве Эву водили на оперу Римского-Корсакова «Садко», так вот там, в сцене подводного царства, было такое таинственное зеленоватое освещение. Это впечатление усиливалось оттого, что на столе стояла включенная лампа с зеленым абажуром.
Стол был чистым, на нем лежала только одна раскрытая папка и стоял старомодный телефонный аппарат — не с кнопками, а с наборным диском, в центре которого была закреплена круглая металлическая пластинка с какой-то надписью.
За этим столом сидел человек неопределенного возраста, очень худой и бледный. Кожа его была такого зеленовато-серого оттенка, как будто вся жизнь этого человека протекала под землей, в сыром и темном подвале, и он никогда не видел солнца. Хотя, возможно, все дело было в зеленой шторе и такой же настольной лампе.
— Присаживайтесь, — буркнул хозяин кабинета, указав кивком на единственный стул по другую сторону стола.
Эва села. Теперь, когда она была ближе к столу, она сумела прочесть надпись на телефонном диске.
«Будьте бдительны. Телефон не обеспечивает полную секретность разговора».
Мужчина поднял на нее взгляд, оторвавшись от созерцания папки. Глаза его оказались красными, как у кролика. Эва подумала, что он, должно быть, плохо переносит солнечный свет, оттого и сидит с задернутыми шторами.
— Гражданка Стрижева? — проговорил он бесцветным, невыразительным голосом.
— Да, это я… — ответила Эва.
Хотя взгляд этого человека и сама обстановка его кабинета произвели на нее странное впечатление, так что она теперь ни в чем не была уверена, даже в собственном имени.
Семибояров уставился на папку и некоторое время изучал ее содержимое, затем снова поднял глаза на Эву и проговорил:
— Как же так получилось, гражданка Стрижева?
Эва ждала продолжения, но его не последовало. В кабинете нависло тяжелое молчание, от которого зеленоватый подводный сумрак стал еще гуще.
— Что вы имеете в виду? — спросила Эва, когда это молчание стало невыносимым.
— Я имею в виду, что вы сели в автобус в Таллине, но когда автобус был… э-э… уничтожен, вас в нем не оказалось?
— Ах, вот вы о чем! — Эва вспомнила безобразную сцену на автозаправке, вспомнила ее так ярко, как будто снова ее пережила. Перед ней снова возникло раскрасневшееся, злобное лицо той фурии, ее идиотские обвинения…
С другой стороны, может быть, именно ей, той сумасшедшей, Эва обязана жизнью. Ведь если бы она не опоздала тогда на автобус, она погибла бы в аварии… или это была не авария, а умышленный, подготовленный кем-то взрыв?
— Вот вы о чем! — повторила Эва и придвинулась ближе к столу. — Понимаете, я вышла из автобуса на автозаправке…
— Зачем? — перебил ее следователь.
— Ну как зачем? Ноги размять, воды купить… в туалет зайти…
— Где?
— Что — где?
— Где была эта автозаправка?
— А! Это рядом с поселком… как же он называется? Берег… или Бережок…
Следователь заглянул в папку и поправил ее:
— Бережки.
— Да, точно, Бережки.
— Это всего в двадцати километрах от Петербурга. Что, вы не могли подождать еще полчаса?
— Ну, знаете! — Эва возмутилась, но быстро взяла себя в руки и проговорила сдержанно: — Автобус же все равно остановился, многие вышли размяться. Дорога долгая, все тело затекло…
— Вы правы, многие вышли — но все потом вернулись и поехали дальше. А вы не вернулись. Почему?
Эва заглянула в красные глаза следователя, точнее, пыталась заглянуть, но — странное дело! — вроде бы он сидел напротив и смотрел прямо на нее, но глаза его странным образом ускользали от ее взгляда. Тем не менее она решила, что нужно рассказать ему правду, все как есть.
— Ну, там произошла такая безобразная сцена! — со вздохом начала она. — Ко мне подскочила какая-то женщина, она стала кричать, будто я отбила у нее мужчину… какого-то Виталика… или Валерика…
— А это не так? — сухо осведомился следователь.
— Конечно, не так! — возмущенно воскликнула Эва. — Как вы могли подумать? Я эту женщину первый раз в жизни видела! Первый и, надеюсь, последний!
— А Виталия или Валерия?
— Тем более! Я вообще никогда в жизни не была в этом Бережке… или Бережках… откуда мне знать какого-то Валерия?
— Кто-нибудь может это подтвердить?
— Что я не знаю никакого Валерия?
— Нет, что имела место сцена, о которой вы мне сообщили. Конфликт с неизвестной женщиной.
— Ну да, конечно! — Эва оживилась. — Ведь к нам подошел полицейский…
— Полицейский? — В пустых глазах следователя впервые вспыхнул интерес. — Какой полицейский?
— Он представился… назвал свою фамилию… — Эва напрягла память, вспомнила
