В памяти сами собой всплыли знакомые с юности строчки. Да, точнее, пожалуй, не придумаешь. И я повторила их, убирая или заменяя непонятные Саварду слова.
– Если я говорю на языке людей и богов, а любви не имею, то я – всего лишь гулкий колокол.
Если я имею дар пророчества и знаю все тайны, так что могу и горы переставлять, а не имею любви, – то я ничто.
И если я раздам все, чем владею, отдам тело мое на сожжение, а любви не имею, нет мне в том никакой пользы.
Любовь долготерпит, милосердствует. Не завидует, не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не раздражается, не мыслит зла. Любовь всегда защищает, всему верит, всегда надеется, все переносит.
Любовь никогда не исчезнет, хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знание упразднится…
Вечно пребудут вера, надежда, любовь. Но любовь из них – самая великая…
– Вот, – заключила мягко. – Это написано в одной из наших религиозных книг.
– Религиозных? – Савард, до этого слушавший внимательно, не прерывая, удивленно наморщил лоб. – Вы что, поклоняетесь любви?
– Поклоняемся? Можно и так сказать, – засмеялась я, – по крайней мере собственные боги и богини любви есть почти у всех народов.
– Тебя очень трудно понять, Кэти, – пожаловался сиятельный, осторожно потянул на себя и опрокинул на подушки, накрывая телом. – Но я попытаюсь. Сделаю все, чтобы ты снова была со мной. Не по принуждению. Добровольно. На меньшее я теперь не согласен.
Горячее дыхание обожгло щеку. Я с трудом сглотнула, и взгляд мужчины мгновенно потяжелел, а в глубине глаз заплясало уже знакомое пламя.
– Скажи: «Вард», – потребовал он со стоном, почти касаясь моего рта. – Скажи… Хочу слышать, как ты это произносишь. – Низкий голос дрожал от едва сдерживаемой страсти.
– Вард, – повторила послушно, и сиятельный накрыл мои губы поцелуем, впитывая свое имя.
Я подалась вперед, пьянея от близости Саварда, надеясь хоть ненадолго продлить волшебные минуты, но его лицо уже начало бледнеть, растворяться в подступающей темноте. Руки, последний раз стиснув мои плечи, неохотно разжались.
– А того саэра я обязательно найду. Слышишь, Кэти? – эхом донеслось издалека, и я провалилась в спасительное небытие.
Бедный Теомер…
Проснулась я внезапно от резкого порыва обжигающе холодного ветра, неожиданно пронесшегося надо мной. Еще не до конца очнувшись, перевернулась на бок и обвела сонным взглядом комнату, пытаясь сообразить, что же меня разбудило.
Рассвет еще не наступил, но из-за края занавески уже пробивался первый смутный проблеск грядущего утра. Темнота вокруг начинала потихоньку блекнуть, и в прозрачной тени, лежащей на стуле, отчетливо выделялась моя заплечная сумка. Она чуть заметно мерцала и время от времени подрагивала. Я бы сказала, призывно мерцала и нетерпеливо подрагивала.
Дневник!
Окончательно придя в себя, соскочила с кровати, подхватила торбу и заглянула внутрь. Так и есть. Владычица действительно горела желанием пообщаться, причем в полном смысле этого слова, и теперь всячески пыталась привлечь мое внимание.
Быстро отдернула штору и аккуратно выложила магическую вещицу на подоконник. Едва коснувшись ровной поверхности, книга встрепенулась, сердито зашуршала и распахнулась на странице с единственной строчкой: «Кто хочет много знать, тому надо меньше спать».
– Но, уважаемая Иравит, – парировала я вежливо, но достаточно решительно, – вы сами вчера не соизволили со мной разговаривать.
«Спросить не стыдно, стыдно не знать», – упорствовал вредный артефакт, представив взору еще одну запись.
– Почему же вы тогда не отвечали на вопросы? – зашипела я и возмущенно выпрямилась.
Ответ последовал незамедлительно: «Каждому знанию свое время, а переученный хуже недоученного, – дневник снова грозно зашелестел. Стремительно поменяв мягкое желтое свечение на ярко-красное, явил новую мудрость: – Почитай наставника и помни: ученик не выше учителя своего».
Любопытная беседа у нас получается.
– Хорошо-хорошо, – отступила я, добровольно сдаваясь на милость победителя, – извините, что игнорировала вас после ужина. – Вспомнила фразу из любимого фильма и, не сдержавшись, нарочито серьезно пояснила: – Была неправа, вспылила, но теперь считаю свое поведение безобразной ошибкой. Раскаиваюсь, прошу дать возможность загладить, искупить.
Надеюсь, книга не обидится на невинную шутку.
Не обиделась. Скорее всего, просто приняла мои слова за чистую монету, «Обыкновенное чудо» в этом мире точно никто не смотрел. По крайней мере она перестала воинственно трясти листами, исходящее от нее сияние опять приобрело нежно-золотистый оттенок, потом поблекло, а через мгновение и вовсе потухло. Дневник затих на несколько минут – я терпеливо ждала, не двигаясь и никак не выражая заинтересованности, а потом медленно открылся.
«Личный круг жрицы», – прочитала я заголовок и жадно потянула к себе артефакт…
Утро я провела у единственного окна своей тесной комнатенки. Опираясь ладонями о подоконник, слушала звонкую перекличку птиц, вспоминала ночную встречу с Савардом, все, что недавно прочитала. Думала и наблюдала, как разгорается, набирая силу, новый день. Что он мне принесет?
Шевелиться совершенно не хотелось, и я только порадовалась, что приняла решение никуда сегодня не выходить. Не отпускало ощущение, что мне дали лишь крохотную передышку, которая вот-вот закончится. Снова придется куда-то бежать, что-то разгадывать, напрягаться, делать выбор.
Нара Хард с младшей дочерью зашли перед завтраком, но я отговорилась отсутствием аппетита, усталостью, желанием подремать-отдохнуть в одиночестве и попросила до ужина не беспокоить. Женщина равнодушно пожала плечами, девчонка фыркнула, пробормотав: «Как можно спать в такой день», и они удалились, а я вернулась к окну, к своим мыслям и к дневнику. Не покидала надежда, что Иравит не откажется еще раз поговорить, и я задам наконец свою тысячу вопросов. Нет, уже тысячу сто. Новая информация, та, которой артефакт сегодня любезно поделился, тоже нуждалась в разъяснениях.
Мои раздумья прервал настойчивый торопливый стук.
– Нара Варр, – Стана метеором ворвалась внутрь, едва не сбив меня с ног, я даже дверь не успела до конца открыть, – Летта пропала.
– Как пропала? – Я обернулась к встревоженной матери, бестолково мечущейся взад-вперед по узкой комнате. – Когда?
– Я отлучилась ненадолго… – она запнулась, но потом продолжила, – по нужде, а когда вернулась, ее уже не было.
– Значит, вы просто ушли? – вскипела я, до боли сжимая кулаки. – Вот так ушли и не взяли девочку с собой, даже не заперли ее, хотя прекрасно знали, что она мечтает сбежать, чтобы полюбоваться на праздничную прогулку в господском парке?
– Но она обещала слушаться… дождаться, – жалко проблеяла женщина.
– Обещала… – хмыкнула я язвительно. – И вы поверили? В который раз? А от меня теперь чего хотите? Сами упустили – сами и разыскивайте, – сказала и поморщилась от того, как резко это прозвучало.
Чувствовала, что говорю жестко, даже грубо, но, видят боги, я начинала уставать от семейки Хард. От беспомощности мамаши,
