Миг – и все погасло, в небе воцарилось прежнее светлое спокойствие, а море на горизонте заиграло множеством радужных огней.
Капитан огляделся. Судя по выражению лиц тех, кто находился рядом, они тоже всё видели. Это не было его галлюцинацией!
Капитан отдал приказ поднять в воздух разведывательный самолет.
Спустя некоторое время пилот доложил, что видит полуразбитую баржу, на которой находятся люди. И это русская баржа!
Самолет сбросил на воду сигнальные ракеты, пометил район. Вслед за ним капитан отправил два вертолета. Они спустились так низко над баржей, что вращение их лопастей сбило с ног четверых изможденных людей, поддерживающих друг друга…
Ну а гидрограф, который в это время уже спустился с маяка на берег, в эти же мгновения видел в темной вышине бледное пятно. Оно быстро росло, удлинялось – и вдруг бледно-зеленые полосы – одна, другая, третья! – перепоясали небосклон. Розовые прожилки побежали по зелени, а затем, все ускоряя этот бег, брызнули колеблющимися пучками холодные лучи. Скалы и море тускло заблестели под этим небесным светом.
«Северное сияние! – подумал он ошеломленно, созерцая игру сполохов. – Но как же так?! Его не может быть здесь! Оно появляется только в приполярных широтах!»
Внезапно маяк погас.
«Что за черт?! – рассердился гидрограф. – Неужели бракованный баллон попался? Надо поскорей заменить!»
И он снова начал подниматься на башню, продолжая оглядываться на небесное сияние и поражаться его красоте.
Пока дошел до смотровой площадки, свет в небесах померк, только отдельные слабые сполохи еще играли в зените. Но их было достаточно, чтобы гидрограф смог разглядеть Женю, которая лежала около перил без сознания…
…Да, поняла Люсьена, после такой самоотдачи, после такого самопожертвования ни у одного мага, будь он самим Вергилием, больше не осталось бы сил! Понятно, что Женя опустошена, что ей нечем было защититься, когда Павел Мец накинул на нее черную сеть своего могущества!
Ну что же, тем легче будет с ней справиться. И Люсьена с наслаждением начала мечтать, как именно уничтожит Женю, но при этом изо всех сил, хотя и безуспешно, пыталась отогнать от себя зависть – алчную, безудержную зависть, подобную той, которая некогда снедала Павла Меца. Только он завидовал могуществу Грозы, которое превосходило его могущество, а его дочь… Казалось, ну чему ей было завидовать, если ее силы превосходили силы Морозовых и Евгении Васильевой, вместе взятых?!
Люсьена не знала… Она не могла объяснить себе этого! И потому зависть ее становилась и вовсе неодолимой, и еще сильней хотелось как можно скорей расправиться со своими врагами!
Не дожидаясь окончания похоронной церемонии, Люсьена незаметно выбралась из толпы милиционеров, преподавателей мединститута и журналистов: сослуживцев Лизы, самого Морозова и Евгении, собравшихся вокруг могил, – и пошла по дороге, ведущей к воротам. Здесь она остановилась у невзрачного здания кладбищенской конторы, оглядываясь по сторонам.
Неподалеку столпились местные люмпены, которых на Дальнем Востоке называли бичами: одетые с бору по сосенке, порой в совершеннейшие отрепья, жадно мечтавшие о выпивке. Они поджидали родственников только что погребенных покойников. Родственники эти обязательно подавали нищей братии: отказать в такую минуту просящему было бы немыслимо, позорно.
Люсьена скользила по этим людишкам взглядом, выбирая подходящего кандидата. Подходящий – значит, с самой ослабленной энергетической защитой, спившийся, оголодавший, лишенный какого бы то ни было уважения не только к другим людям, но даже к самому себе, легко поддающийся влиянию всякого человека, который посулит ему выпивку. За бутылку он пойдет даже на убийство! Люсьене был нужен именно такой человек. Он должен быть слабым, чтобы ей не пришлось тратить слишком много времени на превращение его в убийцу-робота, в зомби, который покорно повинуется всем приказам колдуна, не задавая вопросов, не в силах ослушаться. А ей, найдя такого исполнителя, предстояло опять вернуться к могиле, чтобы запастись орудием убийства. Этим орудием должна была стать могильная земля.
Люсьене приходилось слышать об этом опасном ритуале – наведении смертельной порчи через могильную землю, однако сама она им никогда не пользовалась. Честно говоря, не слишком верила в непременную губительную силу этого ритуала, что бы ни болтали «знатоки». Слишком многим обстоятельствам предстояло сойтись, чтобы порча сработала! Во-первых, конечно, это должна быть не абы какая земля, а земля с могилы человека, близкого будущей жертве, желательно члена ее семьи. Во-вторых, человек должен был умереть не от старости, а от тяжелой болезни. В-третьих, покойник должен быть глубоко несчастен и мечтать о смерти как об избавлении. В-четвертых, должно было пройти не менее семи лет, чтобы могильная земля приобрела поистине губительные свойства.
Сейчас сходились три обстоятельства, которые могли бы сделать могильную землю действенным средством для смертельной порчи, но четвертое не сходилось никак: похороны мужа Евгении только совершались, у Люсьены не было в запасе семи лет! Зато у нее имелась рука отца: та самая «мертвая рука», которая у магов всех времен и народов всегда особенно ценилась, потому что обладала необычайными магическими свойствами. В числе прочих было прикосновение этой руки к могильной земле, что наделяло даже свежую землю поистине губительной силой – в том, разумеется, случае, если на ту будет наложено еще и сильное проклятие. Ну уж об этом Люсьена позаботится, за этим дело не станет!
Но сейчас необходимо было набрать земли с могилы. Для этого ей и понадобился зомби.
Наконец подходящий персонаж появился. Это был крошечный человечек, обросший такими неопрятными космами и бородищей, что они слиплись грязными сосульками и торчали в разные стороны. От него воняло, словно обитал он в уличной уборной, где никогда не появлялся ассенизатор. Однако психика его была разрушена непомерным потреблением алкоголя, а поэтому Люсьене достаточно было минуты, чтобы полностью подчинить это ничтожество своей власти. Ему ничего не потребовалось объяснять – достало стремительного мысленного приказа, чтобы он перестал переминаться с ноги на ногу, принял от Люсьены загодя приготовленный ею черный шелковый узелок с морской солью (на этот лоскут и соль было загодя наговорено проклятие) и побрел к могилам, которые уже начали засыпать землей равнодушные, но проворные могильщики.
Родственники молча смотрели, как на гробы падают первые промерзлые комья.
Наконец оба холмика выровняли, на них поставили пирамидки, и собравшиеся потянулись к выходу с кладбища. Евгения не хотела уходить, все стояла на коленях у могилы мужа, но Морозов и его дочь силой подняли ее, взяли под руки, повели…
В эту минуту бич, выбранный Люсьеной, скользнул к могиле Вадима Скобликова, набрал с нее три горсти земли и
