Да, затруднение состояло в том, что Люсьена была беременна уже третий месяц, но никому об этом объявлять не собиралась. Во-первых, она до сих пор не была уверена, кто из двух мужчин, которым она отдавалась в ту ночь, зачал ребенка: Сергей Сергеев или Вячеслав Всеславский. Собственно, это особой разницы не имело, поскольку замуж ни за того, ни за другого она не собиралась. Да, чувства ее к Вячеславу остыли так же быстро, как и вспыхнули, и теперь он должен был всего лишь послужить ей орудием мести Морозовым. Правда, Люсьена еще не знала, как именно свершится месть…
Ее настроение относительно ребенка постоянно менялось. То она высокомерно сравнивала себя с царицей Элевсина, то у нее мелькала мысль избавиться от ребенка… Однако постепенно она склонилась к решению родить. В своих туманных сновидениях Люсьена иногда наблюдала не только картины прошлого, но и провидела будущее, а потому надеялась, что ее дитя преуспеет там, где, быть может, оплошает она.
Поэтому она и намеревалась держать рождение ребенка в тайне. Беременность переносила легко, ела мало, очень следила за собой, да и весьма ловко отводила глаза тем, кто слишком внимательно присматривался к ее очень как-то чересчур округлившейся фигуре. Ну, располнела всегда такая изящная Людмила Павловна Абрамова, ну, всякое в жизни бывает!
Сергееву, чтобы не приставал и не распознал невзначай тайну, Люсьена дала такую обидную, даже оскорбительную отставку, что ее несчастный любовник едва не начал помышлять об увольнении из больницы, однако это было не в интересах Люсьены. Чтобы он утешился, она науськала Чернышову свести с Сергеевым Эльку. Но, конечно, освободившись от Люсьены телесно, он продолжал оставаться зависимым от нее духовно. Никому, кроме Сергеева, не могла она доверить надзор за Тополевым, который стал постоянным пациентом клиники и содержался в особой палате. Люсьена ругательски ругала себя за то, что слишком рано посчитала его сломленным теми пытками, которым она подвергла его, чтобы проникнуть в сознание. Он был отпущен домой… И первое, что сделал, это попытался предупредить об опасности Вадима Скобликова и его жену!
Да, Тополев и в самом деле был очень непрост! Он оказался настолько великолепным медиумом, что смог проникнуть в самые тайные замыслы Люсьены, в самые мелкие их детали! Конечно, она обезопасила себя насколько могла: Тополев был закодирован так, что не мог толком объяснить, в чем состоит опасность. На таких словах, как «враг», «страна мертвых», «рука отца», «женщина» и прочих более или менее точных указаниях на опасность его охватывала немота.
Однако Тополев оказался хитер! Его мать была наполовину нанайка, и он знал немало слов на этом языке. Ими и выражал запретные понятия. Беда его была лишь в том, что слов этих никто не понимал… И Вадим, и Евгения Васильева отнеслись к его болтовне если не насмешливо, то равнодушно. И поэтому, когда «предсказатель» направился к Морозову-старшему, его все же перехватил Сергеев. После этого Иван Тополев на год стал постоянным пациентом психбольницы. Чернышова помогала Люсьене и Сергееву морочить голову и главврачу, и прочим санитарам относительно пациента, который, будучи относительно нормальным, так надолго «залежался» в больнице, хотя сплошь и рядом выписывали откровенных психопатов.
О да, Тополев был очень опасен! И уже совсем недавно дважды умудрился сбежать из лечебницы, воспользовавшись тем, что Чернышова с некоторых пор постоянно отвлекалась на особые поручения Люсьены. Она сначала обеспечила Люсьене тайные роды, а потом выкрала у Эльки документы и зарегистрировала младенца на ее имя… в графе «Отец» стоял прочерк. Вскоре после этого она нашла надежную няньку, которая и поселилась с ребенком в квартире на Ленинградской, и каждый день бегала туда, проверяя, как дела. Нянька была уверена, что Чернышова печется о ребенке своей непутевой племянницы. Элька, понятное дело, о «своем» ребенке знать не знала! Люсьена же там не появлялась никогда.
Чернышова была занята ее делами куда больше, чем делами больницы, впрочем, получая за это неизмеримо бо́льшие деньги, чем в больнице!
Сергеев же, которому предписано было следить за Тополевым (именно поэтому Люсьена и задержала его на работе и пока оставляла в живых), по-прежнему считал бывшего одноклассника самым настоящим Туполевым и оценивал его не слишком высоко. Ну из-за этого и он просчитался этой зимой, причем жестоко, ибо если первый раз Тополева все же удалось изловить, то во второй раз он исчез бесследно.
Когда Люсьена узнала об этом, участь Сергеева была решена окончательно. Она убила бы его немедленно, однако, поразмыслив, поняла, что он еще может быть полезен… для того, чтобы прикрыть своей смертью ее отход.
Да, с некоторых пор Люсьена все чаще задумывалась о том, что ей скоро придется покинуть Хабаровск. Конечно, месть Морозовым должна свершиться! Два пальца, оставшиеся на руке отца, алчно пошевеливались и прищелкивали, ожидая своего часа, ну остальные три стали только мертвыми, словно бы обугленными костяшками после того, как были уничтожены Вадим Скобликов, Антонина и Евгения. Люсьена привыкла полагаться на руку отца, рассчитывать на ее подсказки и помощь, и иногда с ужасом поглядывала в будущее: как же она будет обходиться без этого бесценного артефакта?
Впрочем, Люсьена успокоилась довольно быстро! Жила ведь она как-то без этой руки раньше! Да, рука поможет ей свершить месть за отца, то есть фактически поможет сама себе.
А потом? Что будет с рукой, лишенной магической силы? Чего она потребует от Люсьены? Или вовсе утратит свои свойства и обратится в прах? А не начнет ли выкачивать силу из дочери, чтобы продолжать жить?
От этой путаницы мыслей иногда становилось дурно.
Люсьена привыкла считать, что добывала руку для того, чтобы та помогала ей.
Но то, что рука отца живет самостоятельной жизнью, постепенно становилось все более явным. Мало того! Люсьена постепенно осознала, что она сама всего лишь воплощает в жизнь замыслы отца. То есть она – всего лишь орудие в руке (в буквальном смысле слова – в руке!) того, что привыкла считать своим орудием.
А ведь и в самом деле! Среди множества городов страны для своего спасения полтора года назад она выбрала именно Хабаровск, потому что этот город указал ей отец. И дальше она жила, повинуясь его указаниям, считая месть за него неким священным долгом… Но ведь этому долгу, этой мести она подчинила всю свою жизнь! Люсьена Абрамец стала как бы женской ипостасью Павла Меца. Недаром же те больные,
