— Дураком помрёшь. Немедленно назад!
— Да что с твоим осьминогом случится?
— Может подохнуть.
— Ну и пускай, в спирту его содержать будешь.
Но Грубин уже схватил вёсла и принялся грести к берегу.
— Ты как хочешь, — сказал он Удалову со всей решительностью, — но я спешу в город.
***Я пришёл в себя. Медленно покачивался металлический цилиндр, в котором я был заточён. Цилиндр был открыт сверху, но атмосфера кончалась у верхнего края цилиндра — любая моя попытка вырваться привела бы к гибели. Внутренние стенки цилиндра были гладкими и холодными.
Я попался глупо. Простить себе не мог доверчивости.
Раса, населяющая планету, оказалась коварной и жестокой. Да, в разуме им отказать было нельзя — они строили воздушные корабли и умели обрабатывать металлы. Но, видно, идеи межпланетного братства, даже идеи простого внутрипланетного братства ещё не нашли дороги к их сердцам. Я осторожно постучал концом пальца в стенку цилиндра. Звук был слаб, и они могли не услышать его. Я нащупал бластер. По крайней мере, я дорого отдам свою жизнь.
Круглая голова одного из моих тюремщиков показалась над краем цилиндра. Он был огромен. Только его голова превышала по размерам всё моё тело, не считая конечностей. Глаза редко мигали и по краям поросли щёткой шерсти. Пасть его была окружена полосой красной кожи, и там, внутри, виднелись желтоватые плоские зубы. Даже в тот ужасный момент во мне не умер исследователь. Я сделал поразительное открытие: оказалось, что это существо находится в безвоздушном пространстве, и я готов был поклясться, что оно без скафандра. Но ведь известно, что ни одно существо, развитое более чем бактерия, не может обитать вне атмосферы.
Чудовище присматривалось ко мне, и я приподнял две руки и развёл ими в общеизвестном жесте мира и доброты.
***— Угрожает, — сообщил Удалов. — Щупальцами шевелит. Если бы не блесна, стал бы я с ним связываться!
***Пасть чудовища угрожающе распахнулась, и внутри зашевелился какой-то красный орган. Я подумал, что они могли бы вытащить меня наружу, но пожалели, поместили в цилиндр с воздухом. А может быть, они просто хотят продлить мои муки?
Над краем цилиндра появилась конечность, завершённая пятью уродливыми малоподвижными отростками. Отростки погрузились в атмосферу, приближались ко мне. Он хотел меня задушить! А я-то, наивный, принёс им металлический предмет, хотел порадовать. Я выхватил мой маленький бластер. Наступил критический и, может быть, последний момент в моей жизни. Мелькнули перед мысленным взором картинки далёкого детства, минуты первой любви, угар научной работы, долгие дни в космосе. Лапа приближалась, и когти уже касались моего беззащитного тела. Я выхватил бластер и всадил заряд в лапу. Взбурлила атмосфера в цилиндре…
***— Гад ползучий! — закричал Удалов. — Придушить его мало! Ой-ой, как током дёрнул, тварь ядовитая.
— Я тебя предупредил, — сказал Грубин, не переставая грести к близкому берегу. — Животное только защищалось. Как защищаются муравьи, когда такой дурак, как ты, наступает на муравейник.
— Ты ещё скажешь, что комары тоже защищаются.
— Про комаров не скажу, они питаются человеческой кровью.
— Этот, может, тоже человеческой кровью питается.
— Не исключено.
Лодка ткнулась в песок, вода выплеснулась из ведра, и осьминог засуетился в ведре.
— Не исключено, — повторил Грубин, выпрыгивая и подтаскивая лодку повыше, к кустам. — Но можем ли мы винить животное в том, что предписано ему природой? Нет, не можем. Давай сюда ведро, только осторожно, не повреди.
— Умный нашёлся, — ответил Удалов, собирая удочки. — Я, может, вообще тут останусь, порыбачу ещё.
— Боишься?
— Ещё бы. Ведро железное. А железо для электричества лучший проводник, ещё в школе учили.
— Обмотай ручку чем-нибудь.
Но Удалов уже не слушал, он быстро удалялся по берегу, отмахиваясь свободной рукой от долетающих слов Грубина. И только отойдя на солидное расстояние, обернулся и крикнул:
— Будешь эту гадину выбрасывать, блесну подбери. Таких у нас в магазине нету. Из Вологды специально привозил.
Грубин дотронулся пальцем до ведра. Ведро током не било. Удалову могло это показаться со страху.
— Пожалеешь, Корнелий! — крикнул Грубин другу, взвалил на спину рюкзак, взял в одну руку удочки, в другую ведро и пошёл не спеша через лес к остановке автобуса, на шоссе, стараясь не плескать водой и не беспокоить животное.
***Это путешествие будет преследовать меня в кошмарах, если мне ещё суждены кошмары. Цилиндр покачивался, воздух завихрялся в турбулентных потоках, перехватывало дыхание, и приходилось цепляться за гладкие скользкие стены цилиндра, чтобы меня не перевернуло. Мутило. Я готов был просить пощады — но у кого, как?
Положение моё ухудшалось. Ещё недавно мне казалось, что нельзя попасть в худшее положение, нежели то, в котором я нахожусь. Но теперь стало хуже. И в первую очередь потому, что мне не найти пути обратно, к космическому кораблю, ибо мой тюремщик нёс цилиндр над безжизненным высокогорным плато, с каждым шагом отдаляясь от котловины. Я включил вживлённый в меня компас-спидометр, и прибор автоматически вычислял маршрут, по которому мы двигались. Я сделал это механически, я не верил, что информация мне когда-нибудь пригодится.
Вокруг посветлело. Тёмные твёрдые образования, прикрывавшие от меня небо, исчезли. Прекратилась и тряска. Мы ждали чего-то. Удивительны размеры этих существ — очевидно, жизнь в разрежённой атмосфере, почти в безвоздушном пространстве, позволяет им достигать столь фантастических размеров. Ах, если бы мне когда-нибудь вернуться домой — какой бы сенсацией оказалось моё сообщение о жестокой разумной расе, обитающей на границе космоса!
Непонятный грохот достиг моих ушей сквозь слой воздуха. Дно цилиндра задрожало. Тюремщик подхватил цилиндр, и мы поднялись в какое-то помещение или экипаж. Тряска, ещё более ужасная, чем раньше, возобновилась.
***— Что везёшь? — спросил знакомый с маслозавода. — Неужели столько наловил? Дай посмотреть.
Грубин сел на свободное сиденье, поставил ведро на колени, чтобы меньше тряслось.
— Загляни.
Автобус быстро мчался по шоссе, убегали назад сосны, но Грубину казалось, что движется он недостаточно быстро. Осьминог мог подохнуть.
— Не разберу, — признался знакомый. — Что у тебя, Саша? Головастиков, что ли, наловил?
— Нет. Осьминог.
— Чего?
— Осьминога поймал.
— Ага, — сказал знакомый. — Редкое животное.
И больше интереса к осьминогу не проявлял, чем Грубина немного обидел.
— Ты раньше-то осьминогов видел? — спросил Грубин. Автобус резко затормозил на остановке. Вода плеснула из ведра, осьминог замельтешил в ведре, словно возражал.
— На картинках. А ловить не приходилось.
— И не придётся, — резко ответил Грубин.
— Почему не придётся? — сказал знакомый, разворачивая газету. — Сегодня ты поймал, завтра мне повезёт. Хотя я рыбалкой не очень интересуюсь.
«С ума сойти, — подумал Грубин. — Я поймал осьминога, а он не удивляется. Как будто осьминогов у нас пруд пруди».
— Детям везёшь? — обернулся сосед с переднего сиденья. — Детям интересно. Я недавно своим скворца принёс. Крыло ему подвязали, и живёт. Забавная птичка.
— Скворца, — произнёс Грубин с презрением. — А я осьминога поймал.
— Где? — спросил сосед спереди.
— В озере нашем, в Копенгагене.
— Не слыхал, чтобы там осьминоги водились.
— Никто не слыхал, — сказал Грубин.
— А я
