— А чего же сам не купил цветок?
— Нельзя, бабушка очень пугайт. Три нога из меня расти. Не получайт. На тебя вся надежда есть…
И тут пришелец растворился в воздухе, потому что его время истекло. И он, видно, начал свои прыжки во времени, чтобы вернуться домой и там доложить, что нащупал контакт с Корнелием Удаловым, и Корнелий согласился помочь.
Удалов протёр глаза, посмотрел ещё на кресло, в котором только что беседовал пришелец. Кресло сохранило примятость в середине. Всё это не было сном, а раз так, то придётся помочь братьям по разуму. Но кто же такие крупики? Может, лисица? Или песец?
Удалов застегнул плащ, взял зонт и вышел на улицу. Пришельцу хорошо было в его силовом поле. А на Удалова обрушились бешеный ветер, дождевые брызги и скрип деревьев. Под ногами таились чёрные лужи, а путь на Меркартовскую улицу, хоть и не очень далёк, пролегает в стороне от центра Великого Гусляра.
Пока Удалов добрался до дома три, он изрядно промок, в ботинках хлюпало, затекло за уши и под воротник. Домик был мал, выходил на улицу двумя окошками, в заборе виднелась калитка. Но прежде чем войти во двор, Удалов деликатно постучал в освещённое окно. Занавеска отодвинулась в сторону, и круглое румяное старушечье лицо приблизилось к окну. Удалов улыбнулся ему и пошёл к калитке. Открыл мокрый холодный крючок и прислушался. В доме было тихо. В соседнем дворе забрехала отчаянно собачонка. Удалов подошёл к шаткому крыльцу и поднялся на три ступеньки. Собачонка суетилась у забора, захлёбывалась, словно охраняла два дома по совместительству.
Удалов толкнул дверь, и та отошла тяжело, со вздохом и скрипением.
— Есть кто живой? — спросил Удалов вежливо и шагнул в темноту. В тот же момент что-то тяжёлое упало ему на голову и отключило его сознание. Последней мыслью Удалова было: «Наверное, крупики — это белки».
Удалов пришёл в себя в горнице. Здесь было светло. Он сидел на скамье, прислонясь спиной к печке, чуть тёплой, топленной утром. Напротив стоял грузный человек в пижаме и ватнике.
В руке у человека была скалка. У человека были красный нос и грустные глаза.
«Всё-таки крупики — это белки», — подумал Удалов, возвращаясь к действительности, и пощупал затылок. На затылке была шишка.
— Вы простите, если что не так, — сказал мужчина. — Меня тётя Нюша на помощь позвала. Я думал, что тот самый возвратился. В чёрных очках. Пристал, в окно стучится, угрожает: отдай, говорит, цветок. Иностранец, наверно. Бандит. А в дом не вошёл. Тётя Нюша его шуганула, а меня на помощь позвала. Всё-таки мужчина в доме. Я её сосед, из соседнего дома.
Тут Удалов, разогнав из глаз разноцветные круги, заметил в стороне смущённую бабушку с румяными щеками.
— Я женщина одинокая, — объяснила бабушка. — Меня просто и ограбить можно.
— Правильно, — ответил Удалов и разозлился на скрытного пришельца.
Значит, тот не сразу к Удалову, а сначала побывал здесь, попытался цветок раздобыть. И всё испортил. Ну хоть бы проинформировал Удалова об этом заранее. Теперь голова болеть будет. Может, даже сотрясение мозга. Это бывает. От скалки.
— Воды, — сказал Удалов.
— Нюша, дай воды.
Мужчина положил скалку на стол.
— А ты, Иннокентий, смотри за ним, — сказала Нюша, уходя в сени, где стала греметь кружкой, зачёрпывая воды.
— Вы её извините. Женщина одинокая, подозрительная. Я-то знаю, что взять у неё нечего. А она думает, что представляет интерес.
Удалов покосился на окно. Там стояли горшки с цветами. Одно из растений было осыпано красными бутонами.
— Вот-вот, — заметил его взгляд мужчина. — Из-за этих ничего не стоящих цветов вся катавасия вышла.
Бабушка принесла кружку с водой. Пока Удалов пил, она оглядела его с головы до промокших ног, и неизвестно, осталась ли довольна осмотром. В глазах её не пропадало подозрение.
— Зачем пожаловали, батюшка? — спросила она Удалова.
В ином случае Удалов оставил бы разговор до завтра. Не время было приобретать цветок. Но теперь, судя по часам, до возвращения пришельца оставалось чуть больше получаса. Из них пятнадцать минут уйдёт на обратную дорогу.
— Я мимо проходил. Заглянул в окошко и решил зайти.
— Зачем? — спросила бабушка.
— Ну, я пойду, тётя Нюша, — сказал грузный мужчина.
— Нет, Иннокентий, погоди, — возразила бабушка, — меня одну не оставляй.
Мужчина вздохнул, развёл руками, словно извиняясь перед Удаловым.
— Чудесные цветы вы разводите, — сказал тогда Удалов.
— Опять? — спросила бабушка.
— Так разве я виноват, что такое совпадение получилось?
— Может, и виноват.
— Жена у меня любительница растений, — заспешил Удалов. Время шло. Пришелец уже торопится обратно, минуя звёздные скопления и облетая метеорные потоки. — У неё день рождения завтра. Вот я и решил — куплю ей что-нибудь необычное. Как-никак шестнадцать лет вместе прожили. Ксенией мою жену зовут. Ксения Удалова. Я здесь, в Гусляре, работаю, директором стройконторы.
— Как же, слышал, — сказал мужчина. — В случае чего поможет тебе, тётя Нюша, стройматериалами.
— Если в пределах законности, помогу, — подтвердил Удалов.
Тётя Нюша чуть оттаяла.
— И шифер есть? — спросила она.
— И шифер, — сказал Удалов, хотя с шифером были трудности.
— А цветок не продаётся. Вы к моей соседке сходите. У неё герань чудесная.
— Герань у меня самого есть, — объяснил Удалов. — Три горшка.
— Да чего ты человека мучаешь, — сказал мужчина. — Продай ему цветок. Он не забудет.
— Не забуду, — сказал Удалов. — Вот этот красный цветок продайте. Сколько нужно — заплачу. Ведь не зря я по голове скалкой получил. Ведь тоже увечье. Пожаловаться можно.
— Жаловаться он имеет право, — сказал грузный мужчина. — У него шишка, не меньше, на затылке.
— Есть шишка.
— А ведь я, тётя Нюша, твоё задание выполнял. Тебя защищал. — Грузному мужчине хотелось поскорее домой.
Тётя Нюша пригорюнилась.
— Вот, думала, помру, буду перед смертью цветком любоваться. Он у меня единственный, больше такого во всём городе нету. А кроме того, я к дочке собиралась съездить. В Архангельск. Дорога не дешёвая.
— Дорогу оплачу, — сказал Удалов. — Сколько надо?
— Сто рублей, — произнесла бабушка и зажмурилась. Ждала, что скажет Удалов на такую наглость.
— Сто рублей нельзя, — ответил Удалов.
— Тётя Нюша, постыдись, — произнёс сосед.
— Лучше я отсюда прямо в дежурную поликлинику, — сказал Удалов. — Пусть меня медицински освидетельствуют, что мне нанесены побои.
— Тридцать пять, и ни копейки меньше, — сбавила цену бабушка.
— Ой, ты же, тётя Нюша, самоубийца.
— Придётся идти, — решил Удалов.
— А сколько дашь? — спросила быстро бабушка.
— Десять рублей дам.
— Десять мало. Десять один горшок стоит.
— А я горшок оставлю.
— А мне горшок без цветка не нужен.
— Двенадцать рублей — больше у меня денег с собой нету.
— Ав поликлинику не пойдёшь?
— Не пойду.
— А шифер достанешь?
— Постараюсь.
Тётя Нюша вздохнула:
— Бери, бог с тобой.
Удалов вытащил из кармана деньги. Хорошо ещё, что захватил с собой. Отсчитал две пятёрки, рубль и девяносто копеек мелочью. Тётя Нюша взяла с него обещание занести завтра гривенник, и Удалов обхватил пыльный тяжёлый горшок.
Вышли во двор вместе с соседом. Сосед кутался в ватник, подбирал по-птичьи ноги в шлёпанцах. Проводил Удалова
