Он выбрал молоденькое деревце, похожее листьями на ольху, только у этого они были совсем круглыми, срубил его и отрезал лишние ветки. Получился длинный прут, которым, по прикидкам Беспалого, как раз можно было дотянуться до Деда.
Вытянув перед собой «ольху», ученый стал медленно приближаться к аномалии. Шаг, еще шаг, еще… Прут коснулся чего-то податливо-упругого, его кончик слегка согнулся. Тавказаков сделал еще один шаг. Деревце изогнулось сильнее, но дальше не подалось. Беспалый осторожно приблизился к опасной зоне, не доходя метра-полутора до того места, где начал сгибаться прут. Он поднял его, но наклонить смог на те же метр-полтора, дальше не позволяла невидимая упругая субстанция – по ощущениям, будто сгустившийся воздух. От кончика «ольхи» до встревоженно наблюдавшего за этими операциями распластанного Каткова оставалось метра два.
– Ты приблизиться можешь? – спросил у него Аникей.
– Ка-аак?.. – жалобно проныл Дед, сделав пару движений, не приблизивших его к цели ни на сантиметр.
– Лежи пока, – сказал ему Тавказаков, – получай удовольствие.
Сам он отошел к коллегам:
– Снимаем пояса.
Профессор Сысоев и доцент Тетерин поняли его задумку. Сняли брючные ремни, протянули их «командиру», который тоже освободился от пояса.
Аникей связал три пояса, прикрепил их к концу прута, посмотрел, покачал головой:
– Не хватит. – И поднял голову к Деду: – Снимай свой ремень и бросай сюда.
Катков тоже понял задумку Беспалого и со вспыхнувшей в глазах надеждой, смешно бултыхаясь в воздухе, снял пояс и кинул. Размах у него из лежаче-висячего положения получился никаким, и ремень «завис» метрах в двух от него.
– Ой, – сказал Дед. – Беда-то какая.
Аникей вздохнул, поднял свою «удочку» и, сделав несколько неудачных забросов, наконец приноровился и сумел сбить связкой ремней пояс Каткова на землю. Затем привязал его к ним тоже и забросил «удочку» уже в надежде выловить рыбку покрупней. В первый раз он немного промахнулся. Во второй Дед не сумел ухватить «снасть». На третий же, как и положено в сказках с хорошим концом, все вроде бы получилось, Катков схватился за свой же ремень, и Беспалый потянул бедолагу на себя. И тут, «проехав» немного по «сгущенному воздуху», Дед вдруг разжал руки. Снасть отпружинило назад.
– Ты чего? – крикнул Аникей.
– Так это… – замямлил Николай Николаевич. – А как я, так сказать, потом-то?..
– Когда потом? Нашел время о будущем думать.
– Так я о близком будущем. О непосредственно грядущем, если можно так выразиться.
– Нельзя. Потом будешь выражаться, а сейчас лови ремень и держись крепче. – Беспалый стал делать «удочкой» новый замах.
– Не буду! – завопил Дед. – Не бросай, я не стану ловить!
– Это еще почему?..
– Николай, ты правда, с ума-то не сходи! – крикнул доцент Тетерин. – Что это еще за капризы? Понравилось там висеть?
– Висеть лучше, чем с такой верхотуры грохнуться, – жалобно проныл Катков. – Я же косточек потом не соберу. У меня и так голова ранена.
– Ах, вот оно что, – почесал в затылке Аникей. Высота и впрямь была немаленькой, для нетренированного к прыжкам человека ногу сломать – нечего делать, а в случае неудачного падения – и шею. – Ну, жди тогда. А вы, друзья мои, – обратился он к коллегам, – идите мне помогать.
Он повел их к ближайшей «елке» – такой же, под ветвями которой провел минувшую ночь.
– Я буду рубить, – сказал он, – а вы носите лапник к аномалии и складывайте горкой. Только осторожно, сами не воспарите.
Сысоев с Тетериным сделали по шесть ходок, когда Юлий Алексеевич сказал:
– Давайте еще возьмем каждый по ветке – и хватит, пожалуй. А то мы сделаем такую гору, что с нее тоже будет опасно спускаться.
Посмеялись, Беспалый отрубил от «ели» еще три лапы, и ученые пошли к аномалии. А оттуда раздался вдруг вопль Деда:
– А-аа!!! Не-еет!!!
Потом что-то глухо шмякнуло, будто упал мешок с песком, и снова завопил Катков:
– А-аа!!! Больно-то как!..
Побросав ветки, ученые бросились на крик. Возле большой кучи лапника стоял Николай Николаевич Катков и, шипя и морщась, потирал зад.
– Ты чего не подождал, дурень? – набросился на него Аникей. – То боялся, а то вдруг осмелел, когда не надо.
– Это она не подождала, а не я! – простонал Дед и пнул воздух. От резкого движения он заохал и опять зашипел.
– Аномалия исчезла, – сказал профессор Сысоев, но это все и так уже поняли.
– Идти сможешь? – спросил у Деда Тетерин.
– Сидеть не смогу, – буркнул тот.
– А рассиживать и некогда, – сказал Тавказаков. – Если двигаться можешь, то давайте не будем терять время. «Воздушная подушка» была всего лишь шуточкой Учебки. Если до темноты жилье не отыщем, будет куда серьезней.
– Ничего себе шуточки, – вновь потер зад Катков.
– А почему «воздушная подушка»? – поинтересовался Сысоев. – Уже приходилось сталкиваться?
– Нет, просто ассоциация в голову пришла. Да и надо же как-то назвать. Что ж мы – потом так и будем говорить: «Та аномалия, с которой свалился Дед и отшиб себе задницу»?
– Не надо так говорить, – проворчал Николай Николаевич.
– Вот и я к тому же. А еще нам неплохо бы придумать название и для нашей группировки. Здесь они как раз такие, малочисленные, по три-четыре человека. Я, между прочим, и для той группировки, что меня приютила, название придумал – «Промедление».
– Нам такое не подходит! – замотал головой Дед, забывший уже, похоже, про ушиб. – Мы, так сказать, медлить не любим. Мы не тормоз, мы – огонь!
– Ага, – усмехнулся Беспалый. – Аж дым из одного места.
– Кстати, «Дым» – неплохое название, – сказал Тетерин. – Емкое, едкое, туманно-загадочное. Будем «дымными». Или «дымчатыми»?
– «Дымчатые» – это уже что-то попсовое, не сталкерское, – поморщился Дед. И тут же быстро добавил: – Но это лишь мое мнение!
– Постойте, – нахмурился профессор Сысоев. – Но у нас ведь уже имеется название – «космиты»[8].
Доцент Тетерин тоже нахмурился. Не глядя на старшего коллегу, он произнес:
– Мы ведь сами решили расстаться… мы ведь сами вышли из той группировки, разве нет?
– Мы же их не бросили в беде! Это было общее, взвешенное решение! Вы ведь тоже…
– Да я же вас не обвиняю! – досадливо махнул рукой Тетерин. – Простите, Юлий Алексеевич… Я никого ни в чем не обвиняю, просто хотел напомнить, что «космитов» больше нет. По крайней мере, мы – больше не «космиты». Из нас и в космосе-то никто не был. Так что, думаю, «дымные» будет в самый раз.
– Лично у меня «дымные» вызывает нехорошую ассоциацию, – поморщился Сысоев.
– «Дымные черви»?[9] – догадался Олег Дмитриевич.
– Именно. Неприятно, знаете ли. Может, лучше «туманные»? Как раз, как вы сказали, туманно-загадочное.
– Ну, «туманные» так «туманные», – пожал плечами Аникей Тавказаков. – Все согласны?
Ответить ему не успели. Перед так и оставшейся безымянной группой выросли вдруг, будто грибы, шесть мускулистых мощных фигур, голых, но словно обернутых пленкой, с черными автоматами наперевес. Четверку друзей они стремительно взяли в сжимающееся кольцо. Но еще до этого Николай Катков заполошно
