– Знаешь, когда говорят «ты лучше всех»? – очень по-доброму улыбнулась вдруг девушка.
– Когда тот, кому это говорят, лучше всех, – подмигнул Плюх.
– Не хитри, Егорушка. Так говорят, когда по какой-то причине не могут иное произнести.
– И какое же это иное?
– Я люблю тебя, – тихо сказала Илона и потянулась к нему.
Егор, задохнувшись от счастья, обнял ее и выдохнул:
– Да-да, люблю тебя, люблю…
А потом их губы встретились… Но счастье длилось недолго, хоть и было для него всеобъемлющим и прекрасным. Таким счастливым он не чувствовал себя очень давно.
– Отставить, – быстро отпрянула сталкерша и, покосившись на Блямса, залилась краской.
– Он не видит, – пробормотал Плюх. – Для него мы размытые пятна. Если не замрем.
– Вот я и замру теперь, а ты по сторонам зорче смотри да винтовку держи наготове. Чай, мы не в парке на лавочке. Забылись, негоже это.
И она, свернувшись на травке калачиком, сунула под щеку ладони. А разведчик, вздохнув, стал смотреть по сторонам. Не забывая поглядывать и на Илону.
Он не мог знать, что их ждет впереди, не знал в принципе, долго ли им осталось жить. В одном он был теперь уверен точно: до конца своей жизни, сколь бы та ни была коротка или длинна, он будет любить эту женщину. Без нее он своего существования больше не мог представить.
А за Блямса он теперь не волновался. Посидел минуты две-три, уставившись на одну из лап друга, и заметил, что она пусть и очень медленно, но движется. Очень захотелось подойти ближе, чтобы узнать, где же кончается область действия аномалии, но он понятия не имел, как сможет это выяснить, не очутившись в ловушке сам. А «зависнуть» самому значило оставить без защиты спящую Илону. Нет уж, лучше обойтись без экспериментов. И косморазведчик стал прохаживаться взад-вперед, внимательно озираясь по сторонам. И когда в очередной раз проходил возле девушки, в него вдруг ударило что-то большое. Положить на спусковой крючок палец он успел, а нажать – уже нет. Сознание выключилось.
– …лышишь?.. Егор, ты слышишь меня?.. Блямс-блямс-блямс!.. – доносилось, будто сквозь вату.
– Что теперь делать?..
– Блямс-блямс!
– Да я уже дала ему это понюхать. И пить давала, вон, все мимо пролилось. А если он умрет?..
– Блямс.
– Ага, тебе легко говорить. Откуда ты знаешь? А я без него не смогу-уу…
«Что это? – забрезжила мысль. – Кто это плачет? Голос Илоны… Да нет, чего ей плакать?.. И без кого она не может? Без Блямса?.. А с кем она разговаривает, разве не с ним? Стоп… Как она может разговаривать с Блямсом, если переводчик у меня? Ёхи-блохи, но если переводчик у меня, почему тогда сам я слышу только блямканье?»
Плюх открыл глаза. Возле него с полукольцом переводчика на голове сидела Забияка. Рядом подпрыгивал «богомол». Глаза у подруги были красными и мокрыми.
– Что случилось? – спросил разведчик и удивился, какой тихий у него голос. А еще у него, оказывается, сильно болела голова.
– Егорушка! – прильнула к нему Илона. – Живой!
Девушка принялась его целовать, но быстро отпрянула.
– Блямс-блямс! – запрыгал вокруг «богомол».
– Что он говорит? – стараясь не морщиться от боли, приподнялся на локте Плюх.
– Дословно? – улыбнулась сталкерша. – «А ведь я произносил фразы о том, что почти самый лучший человек Егор еще будет функционировать в сознательной фазе!»
– Почти самый лучший? – хмыкнул косморазведчик. – А кто не почти? Кто тогда самый?
– Блямс, – потупился «богомол».
– «Забивающая настоящего быка готовая к сражениям женщина», – перевела девушка.
– И кто это? – заморгал, уставившись на друга, Плюх.
Тот, совсем потерянный, указал лапой на Илону.
– Я поняла, – прыснула вдруг та, прикрыв рот ладонью. – То, что переводит эта штука, и впрямь нужно корректировать. «Готовая к сражениям» – это, видимо, мое офицерское прошлое упомянуто. Только она ведь и мое прозвище умудрилась перетолмачить. «Забивающая настоящего быка» – это «заби…» и «яка». Поскольку як – это животное из рода настоящих быков, насколько мне помнится.
– Откуда тебе это помнится?
– Биологию в академии изучали. Не основной предмет, но и не лишний. Для офицерской службы, полевой в особенности, – весьма и весьма.
– Значит, самая лучшая она? – кивнув на Илону, спросил у Блямса Плюх.
– А ты станешь возражать? – незаметно подмигнула ему девушка.
– Не стану. Но ведь, по сути, если скорректировать перевод, Блямс сказал, что ты лучше всех?
– Так точно, – улыбнулась Илона.
– А ты говорила, что именно такими словами признаются в любви, когда не могут сказать «люблю» прямо?
– Именно.
– Тогда, – поднялся Егор на ноги и вытянул к Блямсу, словно пистолет, указательный палец, – я вызываю тебя на дуэль. – И обернулся к любимой: – Так это у вас делается?
– Ну, знаешь ли, вообще-то я из двадцать первого века, а не из девятнадцатого. К тому же, вызывая на дуэль, бросали перчатку.
– А нет перчатки, – развел руками Плюх. – И так сойдет. Идем драться, дружище.
– Б-блямс, – растерянно проблеял тот.
– Не пугай ты его, – нахмурилась девушка. – Блямсик и без того натерпелся, когда мы перед ним в мельтешащие полосы разлились. А не успел понять, что да как – бах! – в тебя врезался и едва не убил.
– Ладно, – все-таки поморщился от боли Егор. – Прости, Блямс, я шутил. И ты все правильно сказал, она лучшая.
– А ты чего кривишься? Болит что?
– Голова. Немного.
– Видать, сотрясение получил. Тебе бы лежать. Но… – развела сталкерша руками.
– Належусь еще. Давайте-ка пойдем. Неизвестно, когда здесь темнеет.
– Нет уж, давайте-ка тогда перекусим, коли наконец опять вместе. А уж подкрепившись – и двинемся.
Плюх бы, может, и поспорил, но предатель-живот утробным урчанием проголосовал «за».
Глава 16
Двинуться не получилось и после еды – стало смеркаться. Именно смеркаться, почти как дома. Плюх любил это слово – умиротворенное, доброе. Похоже, не он один.
– Смеркается, – сказала Илона. – Давайте-ка быстро шалаш соорудим!
– А стоит? – глянул в сереющую небесную пустоту Егор. – Похоже, здесь тоже дождей не бывает.
– А зверей? – прищурилась Забияка.
– Ты не хуже меня знаешь, что хищник нас и в шалаше унюхает и достанет. В любом случае придется дежурить по очереди.
– Блямс! – подпрыгнул «богомол».
Хоть переводное устройство и было теперь у Илоны, Плюх и так понял, что хотел сказать зеленый друг. И ответил:
– Кроме тебя. Прости, без оружия слишком опасно. А шалаш, – посмотрел он на любимую, – это больше психологическая защита, но мы ведь…
– Не поясняй, – поморщилась девушка, – не маленькая. К тому же, поздно уже делать шалаш, темнеет быстро. И давайте, трубите с Блямсом «отбой», я первая стану дежурить, выспалась.
Косморазведчик не стал спорить, улегся в траву, пристроив под голову рюкзак. «Печенгу» положил рядом, чтобы схватить, в случае чего, сразу. И очень быстро вырубился.
Ему давно не снились такие яркие, реалистичные сны. И уж совсем давно он не видел во снах родную Академию. А теперь он стоял навытяжку в ее главном зале перед начальником Академии, космолетом высшего класса Максимом Денисовым и лепетал нечто невразумительное.
– Где корабль?! – рычал на него Денисов, в реальной жизни никогда не повышающий
